Организуем лагерь, завидуя собакам, - свернулись клубками на снегу, прикрыли носы хвостами и преспокойно спят. Им не надо, засыпая на ходу, распаковывать имущество на нартах, разжигать примус, таять снег, варить какао, разогревать консервы, «сервировать стол», а поужинав, нырять в ледяные спальные мешки, раздевшись до белья…
Мы знали, что Арктика - умелый организатор напряженных ситуаций. Но не подозревали, что она умудрится создать такую ситуацию и на нашем, совсем коротком, пути до берега. А она ее создала: на второй день дорогу нам преградила лента черной воды шириной десять - пятнадцать метров - полынья. Она тянулась сколько хватал глаз параллельно берегу, и перемычек, по которым можно было перебраться на другую сторону, нигде не было видно.
У нас не было с собой ни шлюпки-ледянки, приспособленной для перетаскивания по льду на лыжах, ни надувной резиновой лодки. Шлюпки-ледянки на судне были. Но никто не задал сейчас вопрос, почему мы не взяли с собой хотя бы одну, - все понимали, что не дотащили бы ее до полыньи. А если бы и дотащили, она сделала бы наш путь неизмеримо продолжительнее. Резиновых надувных лодок на судне не было.
Что делать? Идти всей группой вдоль полыньи направо или налево в надежде, что где-то найдем перемычку, по которой сумеем перебраться на другую сторону? Но нет уверенности, что встретим ее на посильном для нас расстоянии. Послать, с целью дальнего поиска перемычек, вдоль полыньи в разные стороны по нарте, свободной от груза, с одним или двумя товарищами на каждой? Отвергается: лед пришел в движение и может разъединить группу, что в данной обстановке мы считаем самым опасным. Вернуться на «Челюскин»? Но где гарантия, что он находится на старом месте? Что начавшийся ветер с берега не разредил и около него льды и он не начал движение к Берингову проливу? Решительно отклоняется и этот вариант. Забегая вперед, скажем, что решение не возвращаться на судно было правильным: чуть позднее того времени, когда мы держали «военный совет» у полыньи, лед вокруг «Челюскина» разошелся и судно двинулось на восток.
Что же оставалось нам? Мы приняли решение, которое, на первый взгляд, не блистало активностью: разбить лагерь там, где нас остановила полынья, установить за ней наблюдение и ждать. Ждать, пока сама природа не наведет перемычку-мост через преграду, ею же созданную на нашем пути.
Мы посоветовались с хозяевами упряжек. Трудный это был разговор: в ход шли слова, жесты, взгляды, улыбки, нахмуренные лица и рисунки лезвием ножа на снегу. С помощью этого арсенала средств мы «доложили» им наши варианты. И как же мы обрадовались, когда удалось понять, что они отвергают все, кроме последнего! И наше решение, основанное, по сути дела, на обычной житейской логике и здравом смысле, ибо не было среди нас уж очень опытных полярников, начало казаться нам еще более правильным, так как одобрили его люди, вобравшие в себя опыт всех предшествующих поколений, что жили на суровых чукотских берегах и охотились на морского зверя на таких же льдах, по которым теперь шли мы.
