Голенков, как всегда, был лаконичен: «Поздравляю с орденом. Скорее выздоравливай. Все ждем твоего возвращения. Отметим как полагается».
В мешке оказалось по полпуда крупчатки и пшена, фунтов 10-12 сала, пять вареных кур. «Сказывают, что в тылу есть нечего, вот и привезли…» - С такими словами передали мне казаки этот драгоценный по тому времени мешок со съестным, от которого к вечеру того же дня не осталось и следа. Но, пожалуй, самым трогательным для меня в этом неожиданном свидании с однополчанами было «поручение», с каким приехал один из казаков:
- По душе ты нам пришелся, Соколенок. Велено сказать тебе, чтобы после войны обязательно возвратился к нам, в Малодельскую. Примем, как своего родного. Хату обществом построим, сад посадим, для начала всякой живностью и хозяйственным имуществом снабдим, а там и добру казачку подберешь - любую, какая приглянется… Только обязательно к нам!…
Конечно, я ни на что не променял бы тогда свою владимирскую землю, но такое признание старых казаков, признание за своего «москаля», «кацапа» было для меня в тот момент очень дорого.
На другой день однополчане уехали. Все мои попытки уговорить госпитальное начальство отпустить меня с ними на фронт успеха не имели. Я остался. Остался, [108] чтобы выдержать еще одно, наверное, самое страшное испытание.
17 августа, когда я уже начал считать дни своего пребывания в госпитале буквально по часам, всех больных и раненых взбудоражил вдруг быстро распространившийся слух, что крупные силы белогвардейской конницы под командованием генерала Мамонтова прорвали наш фронт и стремительно продвигаются в глубь страны, и в частности в направлении Тамбова.
Оторванные от всяких источников реальной информации, не получившие каких-либо разъяснений по этому поводу от госпитальной администрации, которая в этот день, как нарочно, куда-то исчезла, выздоравливающие и самостоятельно передвигающиеся раненые, нарушив внутрибольничную дисциплину, собирались в палатах и планировали действия на случай всевозможных ЧП. Большинство решило оставаться на месте, так как были убеждены, что больных и раненых никто не тронет. Другие придерживались мнения, что в случае нападения белых надо всем разбегаться, пробиваясь, кто как сумеет, в свои части или же по домам: ведь всем выздоравливающим полагался отпуск.
К вечеру, когда каждый уже был готов встретить любую неожиданность своим собственным планом действий, мы немного успокоились. Особенно полегчало на душе, когда в госпиталь явился один из работников губкома партии. Подтвердив сведения о прорыве Мамонтова в тыл нашей армии, он заявил, что непосредственной угрозы Тамбову нет, что гарнизон города имеет достаточно сил, чтобы дать внушительный отпор любому противнику. Он же сообщил, что, по данным, которыми располагает губком, общее направление рейдирующей конницы Мамонтова сдвинуто к западу, примерно на Липецк.
