- Товарищи, вы, наверное, уже познакомились, но я еще раз хочу представить: вот наш новый комиссар. Прошу любить и жаловать. К тому же он наш, медведицкий. [81] - И, обратившись непосредственно ко мне, комполка продолжил: - Вы прибыли к нам очень вовремя. Надо приводить все в порядок - да и обратно на Дон. Отступать дальше некуда. Народ у нас хороший, боевой, закаленный, и ваших казаков много. А вы из какой станицы?
Голенков говорил со мной, как с коренным станичником, и, видимо, считал, что имеет дело с самым настоящим казаком. Я решил не скрывать, что «казак» я только по стечению обстоятельств, и полушутливо ответил:
- Как только нашью себе лампасы, обязательно буду говорить, что я из станицы Малодельской, а пока что владимирский комсомолец, или, как у вас говорится, казак из Рязанской губернии. - Все расхохотались, чувствовалось, что ответ мой пришелся по душе. - По мобилизации ЦК комсомола я работал членом ревкома в Малодельской, с малодельцами и отступал, а вот теперь попал к вам.
Стоявший рядом со мной командир конной разведки Масленников, с которым я уже успел познакомиться и о многом поговорить, сказал:
- Товарищ Голенков, час назад часть малодельцев и березовцев прибыла ко мне пополнением. Они кое-что рассказали и о боевых делах нашего комиссара. Лампасы можно нашивать без опаски.
- Уже прибыли? А сколько? - заинтересовался Голенков.
- Пока тридцать один человек. У них там безлошадных много. Будут лошади, целый полчишко сколотить можно. Прибывшие докладывают, что сегодня и остальные к нам присоединятся.
Вот так просто, без всяких торжественных церемоний, 29 июня 1919 года я был назначен и вступил в должность комиссара 199-го полка 1-й бригады 23-й дивизии 9-й армии Южного фронта.
Мне в определенном отношении сразу же повезло. Вызов в штаб командиров подразделений, постановка перед каждым боевой задачи да и доклады с мест позволили мне, как говорится, в один заход войти в курс боевой обстановки по крайней мере в масштабе нашей бригады и познакомиться сразу со всем командным составом. Голенков очень подробно расспрашивал о численности подразделений по состоянию на 29 июня, о количестве убывших людей, о потерях конного состава, вооружения [82] и материальной части за все время отступления, о настроениях и жалобах красноармейцев. Сведения, тщательно записываемые адъютантом, должны были этой же ночью отправиться донесением комбригу. И признаюсь, самое большое впечатление из всего выслушанного произвела на меня фактическая численность боевого состава полка. Она представлялась мне величиной не в одну тысячу человек, в действительности же, пока не поступило пополнение, оказалась равной немногим более трехсот штыков и полсотни сабель. Кстати, у соседних полков количество людей было еще меньшим. Таким образом сказалось отступление.
