Днем не было ни минуты передышки. Не успеешь приземлиться, и снова в воздух: убегает под плоскостями земля, несется навстречу синее небо, смерть следует за тобой по пятам. Только одна мысль, одно желание - и в этот раз победить. Забываешь обо всем, чем живешь там, внизу, на земле, и ради чего готов на любое испытание. Лишь иногда мелькнут перед глазами родные лица, и снова ты да самолет, да бескрайное небо, ожидание встречи с врагом, нечеловеческое напряжение.
Я чувствовал, что становлюсь настоящим солдатом - суровым к себе и неумолимо жестоким к врагу.
Впервые особенно остро испытал это в бою двадцать шестого октября. В тот день вместе с Пьяновым и Кузнецовым мы вылетели на разведку шоссе Армянск - Ишунь. Там отмечалось большое движение моторизованных и бронетанковых частей противника. Нам приказали тщательно осмотреть дорогу.
- При встрече с истребителями противника сами не ввязывайтесь в бой, - напутствовал нас Денисов. - Помните, данные вашей разведки необходимы командованию как воздух. В любом случае, хоть ползком, нужно доставить их!
Чтобы не демаскировать себя с воздуха и лучше видеть, что происходит на земле, мы шли на небольшой высоте. Пьянов вел наблюдение, я и Кузнецов прикрывали командира. На подходе к шоссе заметили сплошную пелену пыли. Через несколько минут стала видна и сама дорога: на ней яблоку негде было упасть от бесконечного потока автомашин, бронетранспортеров и танков. Техника двигалась в сторону фронта.
Пьянов повел самолеты к шоссе, но оно тотчас ощерилось плотным огнем зенитных пулеметов. Рядом с ведущим пронеслась трасса, и мне показалось, будто бы истребитель Пьянова рыскнул в сторону. Пришлось удалиться от дороги на безопасное расстояние. [10]
Закончив разведку, мы на всякий случай прочесали шоссе еще километров на десять и лишь тогда развернулись и взяли курс на свой аэродром. Летели почти у самой земли. Впереди замаячили силосные башни Фрайдорфа. Одна из них, выложенная из красного кирпича, особенно четко выделялась в голой степи днем, другая - белая - служила отличным ориентиром в сумерках. От Фрайдорфа до Бой-Бузака - рукой подать, и я облегченно вздохнул.
Силуэты башен вырисовывались все четче, и вдруг на горизонте показалось пять точек. Они быстро увеличивались. Привычно отметил - самолеты идут строем левого пеленга на высоте не более трехсот метров. Свои или чужие? Через несколько секунд сомнения рассеялись - это были Ме-109. Догнав ведущего, снял левую руку с сектора газа и вытянул ее вперед, указывая на силуэты «мессершмиттов». Пьянов кивнул головой, но с курса не свернул, даже не приказал рассредоточиться - из «клина» перестроиться в пеленг.
