- А ты ляг на землю, - посоветовал как-то Юрченко.
Я послушался. В таком положении было даже удобнее наблюдать за бомбежкой. Эти недолгие минуты, когда все вокруг грохотало и стонало, являлись для меня какой-то отдушиной, Я забывал, что нахожусь в плену, что изувечен и еле таскаю ноги, что смерть стережет на каждом шагу. Чувствуя грозное дыхание фронта, я верил, что вырвусь из плена и сторицей воздам врагу за все унижения и муки.
* * *
Из Джанкоя пленных перегнали в Херсон. До Алешек ехали поездом. От Алешек добирались пешком. Жуткую картину увидели мы по пути - на берегу Днепра. На протяжении сотен метров у самой воды высились штабеля трупов. Это были советские военнопленные, погибшие на железнодорожных работах. Видимо, оккупанты рассчитывали, что весенний паводок смоет трупы и унесет в море.
- Запомним и это! - глухо вымолвил Виноградов. - Запомним!
В Херсон мы вступили в полдень. Завидев пленных, жители и здесь высыпали на улицу. Через головы конвоиров к нам полетели кульки с едой.
На тротуарах было тесно. Я обернулся и посмотрел в хвост колонны. Шедший сзади немецкий солдат остановился и стал прикуривать сигарету, закрыв ладонями лицо. Мы двигались почти вплотную с тротуаром. Любой из пленных, сделав в этот момент два - три шага, мог очутиться на воле. Затеряться в толпе человеку, одетому в гражданское платье, ничего не стоило. Дело решали секунды. [45]
Голова колонны уже завернула за угол, и передних конвоиров не было видно. От тротуара меня отделял только Юрченко. Предупредить его не было времени. Когда до поворота оставалось несколько метров, я резко вытолкнул Николая из колонны и бросился следом. В тот же миг громкое «Хальт!» остановило меня. Нужно было выпутываться из рискованного положения. Сделав вид, что споткнулся, я упал на землю. Потом поднялся, догнал свой ряд и втиснулся в строй. Конвоир успокоился.
Виноградов удивленно посмотрел на меня:
- А где Юрченко? Отстал?
- Посмотрите на тротуар. Он там.
У майора от удивления округлились глаза. Пришедший в себя Юрченко понял, что его побег никем не замечен, осмелел и заговорил с конвоиром. Мешая русские и немецкие слова, он стал что-то объяснять солдату, показывая в нашу сторону. Немец сердито отталкивал Николая автоматом: «Цурюк!»
- Что ты на меня цурюкаешь! - разошелся Николай. - Эссен… Понимаешь, там мой брат, брудер. Он хочет эссен. Ну!
Юрченко стал трясти перед самым носом конвоира буханкой хлеба и пачкой махорки, раздобытыми у жителей. Немец наконец понял, чего добивается этот настырный парень, и, взяв у Юрченко передачу, вручил ее Быкову.
