Когда вырастали крылья | страница 14
Все горячо заговорили, заспорили. Приводили и другие примеры величия человеческого духа. А назавтра Петр и Белла гуляли вдоль набережной Черной речки. За обочиной дороги - липы, березки, уютные палисаднички скрашивают ветхие фасады домов. Петр знал - в один из таких неприметных домиков приходил Ленин. Над Новой Деревней опускалась ночь. Съезжались к ресторану «Ливадия» и в трактир Медведева дворяне и купцы, а неподалеку, в крохотном домишке, за обеденным столом сидел в кругу рабочих Ленин и говорил о судьбе России.
В поле, за Черной речкой, Петр показал Белле место гибели Пушкина. Белла вдохновенно прочла лермонтовское [22] «На смерть поэта». Когда друзья вновь собрались вечером «на чай» к Ирине Тимофеевне, Петр попросил Беллу почитать что-нибудь из книги Морозова.
- С удовольствием! Я знаю, Петя, что тебе понравится… - Она подняла руку, и все смолкли. - Это было написано, - сказала Белла, - пятнадцать лет назад. Весна - счастливая пора надежд. Только узникам Шлиссельбурга, навечно заточенным в казематах царевой тюрьмы, первая весна нашего века не сулила счастья. «Весна неволи» - так называется стихотворение, которое Николай Морозов посвятил своим друзьям. Слушайте:
Мы тоске немой и ненавистной
Овладеть сознаньем не дадим,
Будем жить любовью бескорыстной…
- Тише! - оборвал Петя Беллу. Кто-то поднимался по узкой скрипучей лестнице. - Мама… - Петя узнал знакомые шаги, скинул с дверной петли крючок.
Ирина Тимофеевна быстро вошла в комнату, молча приблизилась к столу и задула керосиновую лампу. Потом она распахнула окно:
- Прыгайте! Прыгайте, дети, все, кроме Беллы. Через огород разбегайтесь. Живей! Они уже на нашей улице…
Но Петр кинулся вниз по лестнице.
Когда он выскочил во двор, три жандарма и какой-то штатский подходили к калитке. Петр загородил им дорогу.
- Что вам угодно, господин ротмистр?
Жандармский ротмистр кликнул штатского:
- Эй, понятой! Узнаешь?
- Он самый, - отозвался купец Половнев.
- Что вам угодно? - сдержанно повторил Петр. - Зачем пожаловали?
- Скажи какой вежливый! - Ротмистр коснулся ладонями карманов Петра и убедился, что вооруженного сопротивления не будет. - Мирные да вежливые давно спят, а вы бодрствуете. Зачем?
Половнев засуетился:
- Он самый! Торопитесь, господа! Разбегутся ведь, окаянные…
- Дорогу! - рявкнул ротмистр.
Петр обхватил руками столб калитки.
- Нуте-с, попробуйте! [23]
Он устоял от тумака дюжего ротмистра, но жандармы уже вышибли ногами доски в заборе и проникли во двор.