— Это были вампиры? — спросила Нинон, нервно поглядывая на три тела, а потом вверх, на темный свод. Там ничего больше не двигалось, но ее это не успокоило. Она по-прежнему держала винтовку наготове.
— Да.
И хотя я заранее знал, что мои худшие подозрения оправдаются, но все же решил проверить. Я присел рядом с телом третьего вампира. На том месте, где должен был быть аппендицит, я увидел шрам. Нинон подошла ближе и опустилась на корточки рядом со мной.
— Это твоя мать? — спросила она шепотом.
— Да. Это mamita.
— Мне очень жаль.
И я знал, что это на самом деле так. Mamita была вампиром, она напала на Нинон, но это чудовище все же было моей мамой, и Нинон не могла не соболезновать мне. Думаю, я испытывал подобное двойственное чувство.
— Она погибла, спасая тебя.
— В который раз.
Да, она погибла, спасая меня, но в это время ее подруги пытались прикончить Нинон. Как прикажете на это реагировать?
— Мигель… — Нинон прокашлялась. Она поднялась на ноги, винтовка снова наготове. — Кажется, у нас проблема.
— Думаешь, это снова не Сен-Жермен? — спросил я и тоже встал. Моим смятенным чувствам придется подождать.
— Точно не могу сказать, но… Нет. Я не верю, что это он. Он не кажется мне достаточно старым, достаточно злым. Думаю, это просто еще один клон.
Клоны. Отлично. Оказывается, у мистера Зло есть ксерокс.
— Сожжем весь город, — предложил я.
Нинон кивнула.
— О да, до основания.
Писательство как проституция. Сначала ты делаешь это по любви, затем для ближайших друзей, а потом за деньги.
Мольер
В арифметике любви один плюс один равняется вселенной. Два минус один равняется нулю.
Нинон де Ланкло
Грамматика управляет даже королями.
Мольер
Сегодня для меня рождается новое солнце. Все живет, движется, разговаривает со мной о моей страсти, все призывает меня ее лелеять.
Нинон де Ланкло
Отмечая кончину Lara Vieja, дым взмыл в небо отвратительными черными клубами. Нинон повернулась спиной к тлеющей церкви и улыбнулась мне. Ее чумазое лицо светилось радостью. Если бы неподалеку обретались простые смертные, то они наверняка попадали бы на колени, закрывая руками глаза от нестерпимого света. А посему я надеялся, что древние божества нас сейчас не видят, — судя по тому, что мне приходилось читать, они не терпели слишком красивых людей, завидуя им.
— Гулей больше нет. Мы не добрались до Сен-Жермена, но можем наконец-то покинуть это место.
Я хотел разделить ее радость, поверить ее словам, но надежда превратилась для меня в давно забытое чувство.
