И вдруг гроза внутри и снаружи резко прекратилась, исчезла бесследно, словно ее и не было.
— Это было очень опрометчиво с нашей стороны, — сказала она мягко. — Но, похоже, мы в порядке.
— Твои волосы! — воскликнул я, дотрагиваясь до них. Они стали темно-золотистыми.
— Краски хватает ненадолго. Мне приходится красить их каждые несколько дней. Так же дело обстоит и с пластической хирургией. Я уже пыталась. Ткани просто возвращаются туда, где им изначально положено быть.
Нинон свернулась калачиком у меня под боком. Она так органично вписалась в мои объятия, словно специально была для этого создана. Она выглядела умиротворенной, ее лицо не было искажено гримасой боли, да и я чувствовал себя гораздо лучше. Секс опалил мне нервные окончания, так что я утратил всякую чувствительность.
Я знал, что над этим новым состоянием стоило бы поразмыслить, но вместо этого просто взял и уснул.
Той ночью мне приснился Кормак. Это было очень похоже на явь, но я понял, что сплю, когда увидел перед собой ферму такой, какой запомнил ее еще со времен своего детства. Поэтому я не особенно удивился, когда передо мной возник отец. Он вошел через единственную дверь, на одежде его блестели капли дождя, и я уловил доносящийся от него запах ветра.
— Привет, па.
Мне было больно видеть его перед собой. Возможно, вы бы на моем месте отреагировали иначе, но для меня большинство воспоминаний связано с болью. Хорошие моменты теряются, а плохие… скажем так, они ужасны. Вместо того чтобы расслабиться в его присутствии, я почувствовал, как мое тело сжалось подобно стальной пружине.
— Привет, сынок. Найдется для меня место у огня?
Сынок? Он уже много лет так меня не называл. Мы оба предпочитали «Мигель».
С неспокойной душой я неохотно подвинулся, чтобы он мог подставить стул. Торф догорал, но еще давал долгожданное тепло. Над чайником поднималась струйка пара, и я знал, что Кормак вот-вот попросит заварить ему чаю. Все было в порядке, но в то же время ощущалось, что что-то здесь не так.
— Я и не думал, что когда-нибудь увижу тебя снова, — сказал я. — Ты всегда говорил, что мертвые должны оставаться мертвыми, и вроде не собирался становиться привидением.
— Так-то оно так. Но я рад, что повстречал твою подружку. Я слышал, она очень миленькая.
Я смутно различал его глаза в темноте, но что-то в них изменилось. К тому же акцент у него стал другим. Сейчас он говорил как я, когда изъяснялся на шотландском диалекте.
— Да, она такая, — не мог не согласиться я, стараясь чересчур откровенно его не разглядывать.
