А потом появился в ее жизни Боря. У него были густые русые волосы и резкие, нервные движения, был он угрюмым и одновременно вежливым. Говорили про него, что учительствовал прежде, что с женой развелся. Тогда он пекарем временно работал и вечерние водительские курсы одновременно посещал.
Частенько Венера взгляды его перехватывала: тяжелые, настороженно-изучающие. Донимал ими, не заговаривая, донимал, а однажды взял и в оперный пригласил. Приятно было Венере внимание Бори, но пугала странность его. С Хаськой посоветовалась: идти ли в театр, не слишком ли стар для нее и как быть, если вдруг, хоть это на него и непохоже, приставать после театра начнет?
— Не будь дурой, — покрутив пальцем у виска,, ответила Хаська. — Тебе счастье само в руки прет, а ты еще думаешь, о чем не надо! Борю любая, хоть молодая, хоть старая, с руками оторвет, а он в тебя втюрился… Упустишь! Вон сколько в пекарне девок в возрасте уже, а незамужних! Где нынче самостоятельного и непьющего найдешь? Алименты у него, правда… Ну так сейчас многие расходятся, мало ли что в жизни бывает… Упустишь — дурой будешь! — веско заключила Хаська.
«Упустишь — дурой будешь!» — слышались Венере Хаськины слова, когда объяснял ей Боря, на балерин, изгибавшихся причудливо, кивая, кто такая Жизель и кто — вилисы, что такое па-де-де и что — адажио. Помнила, что объяснял и что не поняла ничего ни из объяснений тех, ни в самом балете, хотя красивым все казалось: костюмы на артистках и зрителях, музыка, купол голубой с фигурами танцовщиц, позолотой на нем нарисованных, и единственная, огромная, с десятками хрустальных подвесков люстра. И Боря в строгом синем костюме. Представительный.
«Упустишь — дурой будешь!» — слышалось Венере, когда спросил он, любит ли она шампанское, и добавил несколько изменившимся, чуть дрогнувшим голосом, что дома у него (комнату он в старом городе снимал) есть бутылка полусладкого.
«Упустишь — дурой будешь!» — подталкивали, тянули Венеру за язык эти слова, когда она, понимая, что не в шампанском тут дело, сказала еле слышно, но не колеблясь почти: люблю…
Помнилось Венере о той ночи лишь, что не был с ней Боря очень уж ласков… Расписались они вскоре. Приятно было Венере, что завидовали ей все женщины пекарни. И красивая Хаська тоже.
— Ну, а как мужик-то он как? Ниче? — по сторонам воровато оглядываясь и улыбаясь странно, спросила она Венеру однажды.
— Будто не знаешь? Конечно, хороший… Не пьет, всю зарплату домой носит, — поняв ее по-своему, ответила та довольно.
