На секунду женщина остановилась и, приоткрыв сумочку, достала ослепительный, невесомый носовой платочек с вышивкой на уголке, а потом аккуратно промокнула им уголки глаз. Поднесенная к лицу изящная, мягкая кисть руки заставила соскользнуть с запястья вниз тонкий золотой браслетик, который с лёгким позвякиванием спрятался под рукавом пальто.
Пока мы неспешно приближались друг другу, целый вихрь мыслей-вопросов пронесся в моей голове. Откуда она? Кто она? Сколько ей лет? Кто ждёт её дома? Какой мужчина смог покорить её сердце? И какому мужчине она своё сердце могла отдать?
Она была загадкой, излучавшей тайну и вызывающей желание её разгадать. Весь её образ воспринимался мной как вызов безумной гонке, никчёмной суете, вечному цейт-ноту – всему тому уродству, которое мы почему-то продолжаем называть жизнью. В моих глазах она выглядела воплощённым протестом против бессмысленного механического процесса, в котором протекает единственная жизнь уникальных, неповторимых человеческих индивидуальностей, превратившихся в шестёренки какой-то бездушной машины. И, крутясь в этом механизме, они не находят ни возможности, ни сил, ни времени на осуществление очень важных, возможно самых важных в своей жизни вещей, на каждую из которых, может быть, отпущен лишь один единственный шанс. А всё потому, что им всё – некогда. Им любить некогда. Им видеть красоту некогда. Им уже и жить-то некогда.
Мне вдруг показалось, что эта прекрасная незнакомка была послана в наш мир из какого-то другого измерения, чтобы своим появлением вызвать желание остановиться, перевести дух и спросить самих себя: «А куда, собственно, мы несёмся в своих кроссовках? Кого или что хотим догнать? Куда боимся не успеть?»
Мы поравнялись, и я с любопытством взглянула на неё. Женщина оказалась совсем не молода. Прядки мягких пепельных волос из-под полей шляпки, фиалковые, немного печальные глаза, наметившиеся складочки в уголках губ. Глядя на неё, я вспомнила слова, услышанные как-то в документальном фильме об одном кутюрье: «Красота это – ничего лишнего». Это – точно про неё.
Однако, при всей своей изысканности и безупречности, все эти штрихи создавали лишь внешний рисунок образа незнакомки. Но не они составляли главную тайну её красоты. Было нечто, что придавало чертам её лица, взгляду, всему её облику притягательность и неотразимость. Она производила впечатление, которого нельзя было забыть. Что же это? Да и возможно ли в мимолетной встрече раскрыть тайну, на разгадку которой у художников всех времен уходила целая жизнь?
