Адам преградил ей путь:
– Ты никуда не пойдешь.
– Что ты собираешься сделать, Адам? Выбить из меня правду?
– Ты должна объяснить.
Она покачала головой:
– Ты не понимаешь.
– Чего я не понимаю?
Она заглянула ему в глаза:
– Как ты узнал, Адам?
– Это не имеет значения.
– Ты даже представить себе не можешь, какое это имеет значение, – тихо сказала она. – Кто посоветовал тебе проверить счета по карте «Виза»?
– Незнакомец, – ответил Адам.
Она сделала шаг назад:
– Кто?
– Я не знаю. Какой-то тип. Я никогда его раньше не видел. Он подошел ко мне в Американском легионе и рассказал, что ты сделала.
Коринн потрясла головой, будто прочищая мозги:
– Я не понимаю. Что за тип?
– Я тебе только что сказал. Незнакомый.
– Нам нужно об этом подумать, – проговорила Коринн.
– Нет, ты должна мне объяснить, что происходит.
– Не сегодня. – Она положила руки ему на плечи. Он попятился, как будто прикосновение его обожгло. – Это не то, что ты думаешь, Адам. Все гораздо сложнее.
– Мам?
Адам обернулся на голос. На лестнице стоял Райан.
– Поможете с математикой?
Коринн не замедлила с ответом. Улыбка мгновенно вернулась на ее лицо.
– Я сейчас поднимусь, дорогой. – Она повернулась к Адаму и шепнула: – Завтра. В ее голосе звучала мольба. – Ставки слишком высоки. Пожалуйста, дай мне время до завтра.
Что ему было делать?
Коринн просто молчала. Позже, когда они остались одни в спальне, он испробовал все – злился, молил, требовал, угрожал. Он применял слова любви, насмешки, стыдил, взывал к достоинству. Она не отвечала. Это доводило до бешенства.
В полночь Коринн аккуратно сняла юбилейные бриллиантовые гвоздики и положила их на ночной столик. Она выключила свет, пожелала мужу спокойной ночи и закрыла глаза. Он растерялся, подошел к ней – может быть, слишком близко, – чтобы сделать с ней что-нибудь. Он прикидывал, не сорвать ли с нее одеяло. Но что это даст? Он хотел – посмел бы он признаться себе в этом? – встряхнуть ее хорошенько и заставить говорить или, по крайней мере, вести себя благоразумно. Но когда Адаму было двенадцать, он увидел, как отец набросился на мать. Та раззадоривала его – уж такая она была, к несчастью. Она обзывала отца по-всякому, оскорбляла его мужское достоинство, пока он не сломался. Однажды вечером Адам увидел, как отец схватил мать руками за шею и начал душить.
Странно, но он не испытал особого страха и не ощутил опасности, видя, как отец применяет силу. Нет. Его больше всего беспокоило, каким жалким и слабым выглядел отец, исполняя этот акт превосходства; как, несмотря на положение жертвы, мать манипулировала им и вынудила опуститься до такого ничтожества, чтобы совершить поступок, вовсе ему не свойственный и противный его натуре.
