«Вот и в наших рядах прибавилось», – невольно пронеслось у меня в голове, и, видя, что у продавщицы тоже ничего не получается, я сказал:
– Я попытался вытянуть книгу за торчащий угол, но побоялся порвать её.
Седоволосая женщина повернулась ко мне и, поскольку она, как и я, сидела на расстеленной газете, её лицо оказалось напротив моего. Я затаил дыхание и ждал. Нет, не удара в челюсть, конечно. Мне казалось, что сейчас разразится буря, которая смоет меня вместе с рюкзаком без остатка. Зрители уже собрались возле стойки в ожидании нокаута, чтобы с удовольствием отсчитать в обратном порядке последние минуты моей жизни. Но, к моему удивлению, словно незримая туча сошла с лица женщины, сидящей напротив меня. Её холодные голубые глаза теперь излучали тепло, сдвинутые брови расправились, а по лицу растеклась едва уловимая улыбка. Не сказав ни слова, женщина повернулась к книжному стеллажу, просунула под него руку и что было сил дернула зажатую книгу за свободный торчащий угол.
Я пришёл в ужас, когда увидел в руке у седовласой женщины один только переплёт от книги. Страницы отсутствовали. «Вот это нокаут!» – беспорядочно бегали мысли в моей голове, и я машинально потянулся к карману, чтобы отсчитать сумму, положенную за возмещение утери книги. На лбу проступил пот, глаза не смели взглянуть на продавщицу, ещё минуту назад показавшуюся мне такой доброй и уже готовой простить мою случайную оплошность.
Но что я слышу? Какие-то странные непонятные хрипы и всхлипывания. «Мне конец. Я довёл человека до истерики», – подумал я и поднял глаза. Передо мной, сидя на свежем номере «Московского комсомольца» сидела седоволосая женщина, тело которой тряслось и периодически вздрагивало от сдерживаемого смеха. Я не понимал, что происходит. Женщина, увидев моё недоумение и полную растерянность, немного придя в себя, объяснила мне, что всё это время все книги, выставленные на стеллаже, оставались на своих местах. А я в течение четверти часа ползал по магазину на четвереньках и простоял в неприличной позе, чтобы достать провалившуюся обложку от старого ежедневника, которая использовалась как подставка для тонких и плохо устойчивых брошюр.
Да! Ситуация, в которую я попал, выглядела до дикости глупо. Мне не то что смеяться, бежать хотелось от стыда куда глаза глядят, рвать на себе волосы и ругать себя за природную неуклюжесть и рассеянность. Я молча взвалил на плечо рюкзак, извинился за причинённое неудобство перед Ольгой Васильевной и уже повернулся, чтобы уйти, как услышал за спиной голос седовласой женщины:
