Фантомная боль | страница 35
Принесли коктейль.
— Если вы доплатите один доллар, то получите третий, — сказал официант.
— Хорошо, хорошо, — согласился я.
Я так и не решился посмотреть, что там внутри, в пакете, хотя и сгорал от любопытства.
— Скажи мне, почему именно портреты тех, кого она видит по телевизору?
— У нее псориаз, поэтому она предпочитает не принимать у себя дома натурщиков.
Я немного помешал в стакане соломинкой. Бессмысленный жест, потому что в стакане уже почти ничего не осталось.
— Еще она сделала скульптурный портрет с метеоролога.
— С метеоролога?
— Ну да, то есть с того диктора, который выступает с прогнозом погоды. Его сейчас выставили в галерее за пять тысяч гульденов.
Метеоролог — вот, значит, в какую меня теперь зачислили категорию. «А сейчас передаем слово Роберту Г. Мельману, который выступит с прогнозом погоды на завтра». Но возможно, я бы и сам вздохнул с облегчением, если б мне пришлось в будущем говорить только о погоде.
— Она хотела, чтобы в ее коллекции обязательно был какой-нибудь писатель, и решила, что у тебя голова как раз подходящая. Ей нравятся выдающиеся носы.
— А что, у метеоролога тоже был выдающийся нос?
Ребекка пожала плечами и снова закурила.
Выдающийся нос, женщина, страдающая псориазом, тролль, а потом еще и трубочисты — все вместе, пожалуй, уже чересчур. Я почувствовал, что у меня начинается мигрень, но что поделаешь, раз уж я влил в себя все эти коктейли?
— Я только никак не пойму, что мне с этим делать, — я показал на полиэтиленовый пакет.
— Она всегда мастерит статуэтки в трех экземплярах и одну из них дарит прототипу. Но, как выяснилось, отправлять такую посылку в Нью-Йорк почтой слишком дорого. Узнав, что я еду, она попросила: «Возьми ее с собой и передай ему». Выходит, это тебе подарок.
— Подарок, надо же, как мило, — услышал я собственный голос.
Невольно я снова вспомнил о трубочистах и подумал, что стать метеорологом — это, возможно, и есть спасение, которого я так долго ждал.
— Тебе дым не мешает?
— Ничуть.
Я взглянул на женщину, сидевшую напротив меня. То, что она сидела сейчас напротив меня в обнимку со статуэткой, сделанной другой женщиной, страдающей псориазом, — явно не было случайностью. Все было решено заранее. Я только не знал пока, чего она хочет и почему она хочет этого именно от меня. Впрочем, возможно, она ничего от меня и не хотела. Возможно, она просто стремилась оказать добрую услугу своей подруге.
В неумении хотя бы иногда терять над собой контроль моя жена усматривает признак слабости. Она считает, что люди, которые всё всегда держат под контролем, по-настоящему не живут. Я однажды возразил ей на это, что она тратит массу усилий, желая вернуть своим пациентам что-то вроде контроля над своей жизнью или хотя бы иллюзию такого контроля. Но она сочла мой аргумент несостоятельным.