Не думай, что тебе удастся надо мной подшутить. Я способен на ужасные вещи, помни об этом. Порой я зажмурюсь и думаю про себя: «О боже, уж лучше бы у меня завелись крысы, чем сынок!» Но потом я снова открываю глаза и думаю: «Как же это восхитительно, что у меня есть ты, мой маленький, милый, несносный, несчастный, сентиментальный, хорошенький Харпо!»
P. S. Когда ты вырастешь, ты явно будешь красивей своего отца.
Эта мысль для меня тоже невыносима.
* * *
«Господину Р. Мельману. Позвоните, пожалуйста, по телефону 212–5739653. У меня для вас из Голландии пакет, который вам просили передать».
Передо мной лежит маленький кусочек картона. Кто-то написал на нем эти слова черным фломастером. Почерк довольно кудрявый. Такого номера телефона больше не существует. Этот кусочек картона нашли в гостиничном номере моего отца в Сабаудиа. Он никогда ничего не выбрасывал. Остается загадкой, почему он его не окантовал. В последние годы он все любил вставлять в рамочки: картонные подставки под пивные стаканы с какими-то пометками, страницы из книг с дарственными надписями, полотняные салфетки, на которых было выведено несколько слов, однажды я даже получил от него по почте пару носков в рамочке.
Теперь я должен рассказать о «Пустой Бочке», разумеется, я имею в виду рукопись, а не ту Пустую Бочку, которую обычно называли «эта тетка». Не о той Пустой Бочке, о которой ходят слухи, будто это она доконала моего отца в денежном, а если верить моей матери, также в физическом и в духовном отношении.
Когда я недавно без обиняков спросил об этом свою мать (ее это уже не ранит, ведь с недавних пор она живет с русским мужчиной, изучающим альтернативные методы лечения шизофрении), она сказала мне:
— Да нет, разумеется, виной всему не эта Пустая Бочка вместе со всеми прочими Пустыми Бочками. В конечном итоге его доконали даже не обстоятельства. Хотя обстоятельства всегда играют известную роль. У психиатров не принято говорить о неизбежности. — Она посмотрела на меня слегка задумчиво и добавила: — Впрочем, наверное, не только у психиатров.
И потом взяла обеими руками мое лицо, словно хотела меня загипнотизировать, словно, удерживая меня в таком положении, она могла разгадать, почему люди поступают так, а не иначе, словно все могло проясниться, если бы она меня подольше так удерживала. Наконец она промолвила:
— Ты ужасно похож на своего отца.
Я до сих пор не знаю, было ли это комплиментом или чем-то вроде проклятия. Я не понял этого даже теперь, после того, как я прочел его рукопись.
