Месье Лафоне махнул рукой и вышел из машины:
– Тут, на площади ресторан должен быть.
– Да, «Концерт» называется.
– Знаю, что «Концерт»… будет он мне рассказывать… Вот там и позавтракаем, я-то уж точно, по крайней мере. Ну, пошли, пошли, что сидишь? Поторопиться следует – не то очень скоро парни с набережной Орфевр примчатся, руководящие указания давать – как же без них-то?
Вот это был хороший признак – когда комиссар переходил с подчиненными на «ты», а вот если «выкал», значит, собирался «вставить пистон», «накрутить хвост», «промыть мозги»… или как там еще подобные пакости называются?
Серый «Пежо» оставили на набережной Сены – в смысле не реки, а набережной местной – вот этого вот канала – точнее, он назывался просто – «водоем ля Вилетт», тут вообще все набережные имена рек носили – напротив, на том берегу – набережная Луары, а за ней – набережная Марны…
На набережной Луары, судя по синим проблесковым маячкам уже подъехавших полицейских машин, как раз и находился искомый труп. Ускорив шаг, инспектор и комиссар прошли мимо Будды с фонтаном, пресекли широкую пустую площадь с ротондой 18 века – зданием бывшей таможни Вилетт – и, уже за шлюзом, ведущим в канал Сен-Мартен, увидели наконец и судмедэксперта, и криминалиста с фотоаппаратом и чемоданчиком со всеми прочими причиндалами.
– О, все здесь уже, – ухмыльнулся на ходу месье Лафоне. – А следователя что-то не видно!
– Да вон он, – Нгоно кивнул на припаркованный прямо на тротуаре синий «Фольксваген-Жук», не новый дорогущий римейк, а старый, классический автомобильчик – дитя папаши Фердинанда Порше и Адольфа Гитлера, когда-то заложившего первый камень на автозаводе.
Про Гитлера – это Нгоно прочитал недавно, ночью вот не спалось, и все, а так-то книги читать – кроме специальной литературы – особенно было некогда. На новом-то месте следовало рвать когти, и не столько с карьеристскими целями, а чисто конкретно – по работе. Девятнадцатый округ – это тот еще был райончик, из категории так называемых «спальных». Очень много имелось эмигрантов, многие – до сих пор без гражданства, а некоторые – даже и будучи гражданами – все равно плохо знали французский, общаясь лишь в своем узком кругу, и, если, не дай бог, в этом «кругу» происходили какие-то выплескивающиеся за его рамки разборки, то было очень и очень непросто не только напасть на след, но и вообще хоть что-то понять – «своих» здесь обычно не выдавали. Своих… Что и говорить, проблем здесь имелось немало, в том числе и в связи с бедностью населения, даже откровенной нищетой, те, что побогаче, обычно поселялись южнее – в одиннадцатом округе, еще лучше – в двенадцатом. А тут… тут уж что осталось. Кстати, сам Нгоно здесь и жил, снимая недорогую квартирку на самой окраине, почти у объездной дороги – Периферик – на набережной Жиронды с видом на каналы Урк и Сен-Дени и знаменитый городок науки и техники «Ла Вилетт», устроенный на месте бывших скотобоен. Неплохое местечко – много африканцев, опять же – до парка ля Вилетт рукой подать, да и консьерж, португалец Жорж (Жоржи – так правильнее) – весьма словоохотливый и добрый парень, Нгоно его почти сразу же и заагентурил – а как же!
