Ранние рассказы [1940-1948] | страница 20

Когда он вернулся вечером домой, Лоис сидела в моррисовском кресле[5], поджав под себя ноги в красных шлепках. Сидит, лапонька, точит пилкой коготки и слушает по радио румбу Санчо. Билл просто чуть не умер от счастья. Ему хотелось скакать козлом. Ему хотелось стиснуть зубы, чтобы потом все же позволить ему прорваться — бешеному, безумному воплю радости. Но он не решился. Ну что он после ей скажет? Ведь не может он подойти и брякнуть «Лоис, сегодня я полюбил тебя. По-настоящему полюбил. А раньше я считал тебя обыкновенной дурочкой, хотя и очень славной дурочкой. И женился я не на тебе, а на твоих деньгах. Но теперь плевать я хотел на деньги. Ты моя девочка, ты моя любовь. Женушка моя, детка моя ненаглядная». И «О господи, до чего же мне с тобой хорошо». Ну разве он мог все это ей выдать? Поэтому он просто подошел, молча ее поцеловал и вытянул за руки из кресла, а в ответ на ошарашенное «ты чего?» подхватил ее и заставил отплясывать с ним румбу.

Спустя пятнадцать дней после Биллова открытия Лоис все еще не могла не насвистывать каждую минуту «Станцуй со мной «бигин»[6]. Вскочив на Пятой авеню в автобус, она теперь всегда улыбалась кондуктору и ах-как-огорчалась, если ему, бедняжке, приходилось искать ей сдачу. Она подолгу разгуливала в зоопарке. Она не забывала больше каждый день звонить мамуле, которая вдруг стала не просто мамуля, а «мамуля — это наш человек». «Бедный папулька, — вздыхала она в телефонную трубку, — совсем заработался». Нет, им с папулей совершенно необходимо отдохнуть. Ну хота бы поужинать с ними в пятницу. Договорились. И никаких «но»…

На шестнадцатый после Билова прозрения день случилось нечто. На исходе этого шестнадцатого новой эры, Эры Любви, дня Билл сидел в кресле, Лоис устроилась у него на коленях, прижавшись затылком к его плечу. Из радиоприемника нежно порыкивал джаз Чика Уэста, Солировал сам маэстро, выводя на приглушенной сурдиной трубе припев классной, хоть и не модной уже песенки «Дым ест твои глаза»…

— Дорогой, — еле слышно прошептала Лоис.

— Детка моя, — разнеженно отозвался Билл.

Они сели чуть поудобнее. Лоис снова прислонилась головкой к его плечу, а Билл потянулся взять из пепельницы сигарету. Но вместо того, чтобы поднести ко рту, он перехватил ее точно карандаш и начал рисовать в воздухе круги, почти касаясь торящим кончиком руки Лоис.

— Да ну тебя, — дурашливо надув губы, сказала Лоис. — Обожжешь.

Но Билл, сделав вид, что не слышит ее, продолжал опасную забаву, и в конце концов, естественно, задел руку. Лоис громко вскрикнула и, вскочив с его колен, выбежала из комнаты.