Жил в лагере журавленок — пленные на болоте поймали. Славный журка, забава. Идут, бывало, ребята с работы — он уж ждет стоит. Знает, что его сейчас лягу- шатинкой угостят, подкурлыкивает по возможности. Вот Карлушка с безделья и примыслил:
— Вы не так кормите ваш шурафель…
— Почему не так?
— О… Я завтра покажу, как нушна кормить эта птичка. Несите свежи живой квакушка.
По-русски он знал мало-мало.
Ну, ребята на другой день и расстарались лягушками. На болоте-то их тьма.
Карлушка прямо на подходе колонны спрашивает:
— Принесли квакушка?
— Так точно!
— Карош.
Поймал он журавленка, под крыльями его бечевкой обвязал, кончик сунул себе в зубы. За лягушку принялся. Этой хомутной иголкой губу проколол, дратвину протянул, узелочек завязал — и готово. Подает концы пленным.
— Игру, — говорит, — сейчас делаем.
Правило такое постановил: один должен лягушку за дратвину перед носом у журавля тянуть, а другой за бечевку держаться и на кукорках за журавлиным ходом поспевать. Скомандовал первый забег. Журавленок на весь галоп летит — до лягушки добраться бы, бечевка внатяжку, а провожатый поспевает-поспевает за ним да на каком-нибудь разворотчике — хлесть набок. Карлушке смешно, конечно… Ему в улыбку хоть конверты спускай. А пленным тошно. Жалко курлышку, а пришлось отвернуть ему головенку.
На другой день снова является Карлушка бега устраивать.
— Кде шурафель? — спрашивает.
— Съели, — отвечает. — Сварили.
Сбрезгливил он рожицу:
— И-ых… И как у вас язик повернуль! Такой весели вольни птичка!
Через неделю-другую забаву нашел.
Переписал, стало быть, в тетрадку все русские имена и решил вывести, сколько процентов в нашей армии Иваны составляют, сколько Васильи, Федоры и прочие по- именования. На вечерней проверке выкликает:
— Ифаны! Три шака перет!
Сосчитал, отметил в тетрадке, в сторону Иванов отвел.
— Крикорий! Три шака перет!
Григорьев пересчитал.
— Николяй! Три шака перет!
Вечеров шесть прошло, пока обе смены обследовал. Осталось человек двенадцать с именами, которые в Карлушкином поминальнике не обозначены. Этих персонально переписал. Тут и Калины нашлись, и Евстратии, а один Мамонтом назвался. Стоит этот Мамонт головы на полторы других повыше, в грудях этак шириной с царь-колокол детинушка, рыжий-прерыжий и конопатый, как тетерино яичко. Карлушка перед ним вовсе шкалик.
— Што есть имья такой — Мамонт?
Тот парень от всего добродушья объясняет:
— Зверь такой водился до нашей с вами эры. Мохнатый, с клыками, на слона похожий. У нас в Сибири и доселе ихние туши находят.
