Заря счастье кует | страница 12

Начато сооружение механизированных птичников в совхозах «Заря», «Прогресс», «Правда», строятся и действуют птичники в подсобных хозяйствах Главтюменьнефтегаза на севере, но будущее, конечно, за крупными птицефабриками, типа Боровской. В 1975 году хозяйства «Птицепрома» произведут 280–300 миллионов штук яиц и дадут 9–10 тысяч тонн мяса птицы.

Великие зачатия наших пятилеток всегда становились свершениями. И всегда в плечо старшему брату, Рабочему Классу, надежным и верным союзником становился и он – Брат от Земли.

На Тюменщине ныне – «открытие века».

На Тюменщине – молодое звонкое утро индустриализации.

Мускул в мускул, дыхание в дыхание смыкается здесь в могучем усилии плечевой союз рабочего класса с крестьянством.

Плечо плюс плечо – два плеча.

Рядом-рядышком – два напряженных плеча.

Благодатные лесостепные угодья, плодородный старопашенный район. Древний по сибирскому летосчислению... Древнейший. Ермак еще сюда зернышко нес.

Спустя время здесь встали казачьи острожки – Усть Ламенский, Карасульский, Ишимский и прочие. Крепостцы строились на чистых, дозорных местах, дабы издали и заблаговременно скараулить лисий огненный малахай, что, не ровен час, даст-повыдаст вдруг зверьковый, неистовый, супротивный для русского уха клич, и взобьют боевые копыта оскаленных, злобных коней пыльцу с обомлевших соцветий, развихрят и взволнуют сутулость седых ковылей. Следом прянут внезапные, дерзкие стрелы, и зажмется, обмякнет в своей борозде зазевавшийся пахарь-казак. Вырвет с плотью живой оперенную злыдню, стиснет алую рану над роковым, над девятым ребром, а над русой его головой уж не стрелы – арканы поют.

Подрастал, выходил в ковыли его сынка. Немудрящей сохой наиспод оборачивал буйную зелень степей. Брал лукошко на грудь и разметывал вширь и окрест животворное хлебное зернышко.

Где прошел, укрепился казак, там пройдет и рисковый проныра-купец. У купца уши длинные, а земля- матерь слухов полна... Сказывают: выпекаются на Вагае да на Ишиме-реке сладкие и пышные, как невестина грудь, караваи. Неисчислимо и вольно пасутся в лугах и подлесьях, на сладостных травах мясные говяда. За едину охоту коробами настреливают косачей, по мешку выбирают из петелек рябчиков, золотистых, что лапти, трясут карасей, в дюжины дюжин укладывают горностайкины снежные шкурки – на себя же шьют волчьи гулебные дохи, износу и веку не знающие.

Пошаливали еще степняки.

Купеческие обозы в непредвиденном и опасном пути стереглись глуховатых урочищ, оврагов, соседнего близкого леса, «слепых» понизовий. Под становье избирался «голыш» – безлесная и господствующая возвышенность. Штыковато взодрав по окружью оглобли телег, зимним делом – саней, выставляли торговые люди дозоры, пили чай, выкармливали лошадей. Так, по преданиям, и появилось на облюбованном одном голыше – Голышманово. Постоялый, само собой, двор. Рядом с ним для проезжего люда – трактир. Вскоре мельница... Там – вторая и третья. Дальше – больше: явились окрест маслодельни, кожевни. Про купцов голышмановских говорили: «С хлеба выбился», «С масла взялся».