Не уставая, стучит день-деньской.
Как я жалею, что месяцем раньше
Не был с тобою в его мастерской.
Возле надломленной бурею ели
Ладно устроена жизнь муравья.
Может быть, завтра снега и метели
Вновь ополчатся на наши края.
Липшими станут фургон и телега.
Что-то уляжется, что-то замрет,
Что-то до нового таянья снега,
Не огорчаясь, под зиму уйдет.
Может, устало петляя по тропам,
Переселяясь поближе к жилью,
Заяц подскажет мне, где – за сугробом
Видел он утром улыбку твою.
1974
Звенел апрель, шагая тропкой вешней,
Косым лучом месил в сугробе снег.
В селе развесил белые скворечни
Апрельский день – хороший человек.
Еще сугроб корявый, темнолицый,
У кромки леса плакал, чуть живой,
Он уходил, вернувшимся синицам
Зеленою кивая головой.
1974
1
Чего он хочет, голос странный –
В два тридцать ночи, черт возьми! –
За телефонною мембраной,
Как бы за темными дверьми?
Всю душу вытянул по нитке,
Я как привязан к проводам.
И не выдерживаю пытки: –
Ну что не спится вам, мадам?
Распахнул окно пошире:
Дождит нерусская весна.
А может там, в полночном мире,
Любовь, пожар или война?
Гуляет поздняя пирушка
Под сенью вымокших аллей.
Вот так и вспомнишь: где же кружка,
С которой сердцу веселей?
2
Настойчиво, гортанно
Звонят мне без конца
И снова за мембраной
Не разглядеть лица.
Теперь мне в ухо дышит
Таинственно и зло.
Заочно ненавижу
«Клиента» моего.
Ну что он в самом деле,
Хоть трубку на куски!
Ворочаюсь в постели,
Зверею от тоски.
Гляжу остекленело,
Но думаю пока:
«Хорошенькое дело –
Незнанье языка!»
Всю ночь в окошке узком
Качается звезда...
