— Ева? — удивлённо спросил он, — что случилось?
Обратив лицо к объективу камеры видеонаблюдения, я несколько секунд собиралась с силами.
— Мне нужно поговорить с тобой, — ответила я, не отводя взгляд от мерцающей линзы, я знала, что он наблюдает за мной.
Раскидистые ветви пальм шелестели от порывов ветра. Кейн вздохнул, раздался писк, и ворота стали плавно разъезжаться, пропуская меня внутрь. Толкая велосипед перед собой, я зашла во двор, миновала спящий фонтан и прислонила велосипед к стене рядом с дверью. Потом я подошла, потянула дверную ручку вниз и толкнула дверь. Внутри было темно, лишь откуда-то сверху струился рассеянный свет.
— Поднимайся, — донёсся издалека голос Кейна. Я проследовала наверх по лестнице. Звук шагов был мягким и тихим, словно далекий шорох. Лица на картинах и сюрреалистичные пейзажи в полумраке создавали странное ощущение, будто я прокралась ночью в музей с целью ограбления.
На втором этаже было несколько запертых дверей. По стене, выкрашенной в цвет ванили, красивыми кружевными узорами стелились тени громадных пальм, покачивающихся на ветру. Тихо играла музыка. Это была смутно знакомая классическая композиция, но имя её создателя ускользало из моей памяти. Мелодия навевала грусть. Я не любила подобную музыку, и уж точно она не была способна вдохновить меня на что-либо, кроме жалости к себе. Внезапный приступ меланхолии накрыл меня словно покрывало. Я засомневалась в том, что идея навестить Кейна была удачной.
Одна из дверей по правую руку от меня распахнулась, и в глаза, только привыкшие к темноте, ударил свет. Щурясь, я закрыла лицо рукой.
— Так и будешь тут стоять? — проворчал Кейн. Я убрала ладони и присмотрелась к силуэту, освященному золотистым светом.
— Гостеприимство не твой конек, — хмуро ответила я.
— Я никого не ждал, — Кейн вытирал запачканные в голубой краске руки о хлопчатобумажное полотенце. Я уткнулась взглядом в его оголенный торс. Кейн был одет в черные спортивные штаны. Он сделал приглашающий жест и скрылся в дверях.
Внутри его мастерской пахло краской, олифой и еще чем-то знакомым и родным. Пахло моим чердаком. Большое распахнутое настежь окно открывало вид на темно-синюю линию горизонта. Вдалеке, на ровной поверхности океана мерцали серебристые блики, словно кто-то посыпал его перламутровой пудрой. Невесомые занавески плавно покачивались, убаюкиваемые ночным бризом, звуки фортепьяно разливались по комнате тихими волнами, создавая особую атмосферу.
