Профессор на какое-то время оторвался от дневниковых записей и представил себе свою мать в ставке английского командующего, который гладит её светлые, гладко зачёсанные назад волосы и обнимает её осиную талию. Как ей удалось провернуть столь опасную операцию, которая для неё была не более, чем весёлая забава? И, главное, если верить написанному – для кого? Получается, что не для норвежцев, а для оккупантов. Тех самых, которые оккупировали вскоре и её родину. И почему она пишет, что была в тот период времени беременна? Кем? Им, что ли? Но от кого? И кто тогда его отец? Инженер Эйнар Андреас? Но с ним она развелась сразу же, как только приехала в Норвегию в 1935 году, и они поселились в Осло, в респектабельном районе Frogner. А он-то родился в 1941-м. Неужели его отец тот самый Бенекке, гестаповец, представитель абвера в Норвегии? Хорошенькая новость, особенно, если узнаёшь о ней на седьмом десятке жизни! Впрочем, в этом нет ничего удивительного: у них там, в детском пансионате, про родителей не говорили ни слова, тем более, что все его воспитанники были, как правило, рождены от норвежских матерей, но по отцовской линии они были немцами, более того, немцами-эсесовцами и, как считалось, настоящими арийцами. Но эта «породистость» была важна для исчезнувших с лица земли эсесовцев, но никак не для норвежцев. И как теперь относиться ему к памяти своей матери, ведь она, по сути, бросила его, спасая свою жизнь. Ну да, она собиралась его забрать, как только устроится на новом месте в Испании. А, может быть, она просто хотела показать, что в новых политических условиях она отрекается от сына гестаповца? Выходит, что дороже ей была репутация, а не ребёнок. И когда же она работала на НКВД, а когда на гестапо? Понятно, что в Норвегию она приехала со своим мужем-коммунистом, будучи, наверняка, уже завербованной в Советской России, на немцев стала работать в 40-м, а вот на кого она работала после войны? Ведь такие, как она, люди либо устраняются, либо продолжают быть чьими-то агентами до самой смерти.
Размышляя на эту тему, профессор машинально листал страницы дневника и обнаружил запись следующего характера:
«… практически весь 1936 год мне приходилось ездить на полуостров Рыбачий, в посёлок Цып-Наволок, и встречаться там с норвежцем по имени Херман Аронсен. В 1933-м он был арестован, затем отпущен. Дело было закрыто Мурманским отделением НКВД по распоряжению из Москвы, в связи с передачей его в моё распоряжение в качестве связного. В посёлке проживало около ста норвежских и финских семей, которые селились здесь ещё в ХIХ веке и такой контакт под видом родственных связей был очень удобен для встреч. Мою информацию, насколько я знаю, он передавал какому-то финну, проживавшему в Печенге, на финляндской территории Петсамо. Хороший был мужик этот Херман, умный, надёжный, крепкий, да и по характеру душка. Жаль, что в 37-м его повторно арестовали, и вскоре, кажется, расстреляли. У меня таких, сексапильных, как он, больше не было».
