– Мы знаем про Вас всё, в том числе и про Вашу мать Марию Губонину. Возможно, Вам известно, что она сначала работала на нашу страну, а потом стала работать на немцев во время оккупации Норвегии. Я надеюсь, что Вы здравомыслящий учёный и понимаете, что это не пустой шантаж. Поэтому есть предложение, чтобы не переправлять документы о сотрудничестве Вашей матушки с НКВД в Соединённые Штаты и дать Вам возможность спокойно работать и дальше, оказать нам небольшую услугу. Ваш звонок вот по этому телефону будет означать, что Вы согласны. Если звонка в течение недели не последует, мы поступим так, как я Вам только что объяснил.
И он незаметно положил на столик визитную карточку.
Профессор машинально сдёрнул её со стола и положил в карман и только после этого сообразил, что, может быть, делать этого не следовало. Может быть, надо было прервать монолог незнакомца на полуслове и удалиться, как ни в чём не бывало. Но профессор был всё-таки больше учёным, чем разведчиком, к тому же неожиданность подобного рода застала его врасплох. Всю обратную дорогу в самолёте он нервничал, без конца ходил в туалет и мучился одним вопросом – доложить о случившемся своему непосредственному шефу, или же пропустить это, как провокационный трюк со стороны русских? Он больше всего боялся проверок и перепроверок, которые – в случае огласки – начнутся непременно и, как знать, могут явиться причиной его отставки. Хотя, с другой стороны, доказательным здесь может быть только одно: записанный на плёнке разговор, – правда, на самом деле имел место только короткий монолог со стороны русского – и момент прятанья в карман визитной карточки. Но, допустим, он позвонит по указанному телефону и согласится оказать услугу; ведь в таком случае русские рискуют получить двойную игру, что, скорее всего, их вряд ли устроит, хотя и это так же может быть ими предусмотрено. В любом случае, ситуация для него неприятная.
Первое, что он сделал, вернувшись домой, это раскрыл дневниковые записи матери и стал их внимательно читать. Для него – он это чувствовал – они становились своего рода путеводителем по жизни, хотя ничего провидческого в них не было; обычный дневник женщины в духе конца девятнадцатого – начала двадцатого века, с засушенными веточками цветов и запахом дамских духов, который чудом сохранился после такого количества прошедших лет. Он открыл коробку из-под сигар, в них помимо гадальных карт оказались ещё вырезки из норвежских и английских газет, датированные 1945-м, 47-м и 57-м годами. В одной из них было написано следующее:
