Мрачно усмехнувшись, она снова повернулась к кусту и яростно, будто от этого зависела вся ее дальнейшая жизнь, попыталась отсечь неудобными садовыми ножницами одревеневший от времени толстый корявый побег. Ножницы соскользнули, и рука девушки наткнулась на острый шип. Показалась кровь, и Николь негромко вскликнула. Почему-то сильно испугавшись при виде крови, — ее крови, — де Мариньи сердито воскликнул:
— Почему вы занимаетесь этим делом? Оно вам явно не по силам!
В ответ Николь сердито сверкнула глазами, заставив собеседника, как притянутого непреодолимым магнитом, сделать к ней осторожный шажок.
— А кто еще будет это делать? Если бы ни я, парк давным-давно бы зарос, и от него остались одни воспоминания!
Осторожно вытянув ножницы из ее руки, Поль сердито бросил их на землю и, взяв ее пораненную руку, нежно поднес к губам. Слизнув капельку алой крови и чуть захмелев от ее вкуса, посмотрел в глаза пораженной девушки.
— Клянусь, вам никогда, никогда, пока я жив, не придется больше делать непосильную работу!
Поняв это по-своему, Николь попыталась вырвать у него свою руку, но он был гораздо сильнее. Притянув ее к себе, он впился в ее уста сначала нежным, а потом всё более и более настойчивым поцелуем, от которого у него сразу закружилась голова и по телу пробежал обжигающий огонь.
Николь не хотела ничего чувствовать, но его страсть захватила и ее, и когда он ушел, еще раз пообещав, что вернется, долго с молчаливым сожалением смотрела ему вслед. Ей не нужны были болезненно будоражащие душу напрасные надежды, но они захватили все ее существо и укрыться от них было негде.
Неимоверным усилием воли оторвавшись от Николь, де Мариньи быстрыми шагами отправился к деревенской гостинице. Ему отчаянно не хотелось уезжать. Все свои прежние увлечения казались ему сейчас ничтожными. Он отдал бы всех своих прежних любовниц скопом за возможность спокойно жить с этой девочкой в этом захолустье, поскольку везти ее в Париж было бы настоящим преступлением.
Виконт без колебаний поставил бы на кон свои успехи в Версале и блестящее положение при дворе Людовика XVI против одной-единственной улыбки Николь, предназначенной ему одному. Найдя своих слуг привольно сидящими в трактире, приказал им заложить лошадей и отправляться в дорогу. На вопрос, куда они едут, ответил: — «В Париж!», чем вызвал недоуменные взгляды.
Заметивший эти переглядки де Мариньи скептически усмехнулся. Они были правы в своем недоумении. Уезжая пару недель назад из Версаля по приказу старшего брата, графа Монферена, опасавшегося, что мужья-рогоносцы подошлют к нему наемных убийц, де Мариньи пообещал, что вернется не ранее, чем через полгода.
