Последовало долгое неодобрительное молчание. Донья Аделина явно не ожидала подобной строптивости от внука.
– Как ты смеешь таким тоном разговаривать со своей единственной бабушкой?
Риккардо с горечью подумал, что совершенно не знал свою английскую бабушку, и руку к этому приложила донья Аделина. Но, уважая ее преклонные года, корректно проговорил:
– Тон самый обычный, бабушка. Может быть, ты уже забыла, как я говорю?
У доньи Аделины тут же нашелся новый повод для недовольства:
– Вполне возможно. Ты же в родовом палаццо бываешь пару дней в году, не больше! И то по принуждению!
Риккардо бывал в замке гораздо чаще, но не по своей воле, в этом донья Аделина была безусловно права.
– Я работаю, а не катаюсь по белу свету, бабушка.
Вспомнив, что поместье и впрямь существует за счет успешной работы внука, донья Аделина снизила тон.
– Хорошо, я тебя поняла. Ты устал и желаешь отдохнуть. Я тоже устала, кстати. Управление таким палаццо, как наше, нелегкое дело. Спокойной ночи!
Не дожидаясь ответа, она отключилась, а внук сердито посмотрел вдаль, будто видел суровую властную матрону воочию.
Понятно, она решила, что к матери он еще не ездил, потому и прекратила нудные нравоучения. Хорошо, что Пепита не знает точно о его передвижениях. Хотя что-то и подозревает.
На душе было беспокойно. И это беспокойство не было связано ни с Дженни, ни с доньей Аделиной. Что же это? Поразмыслив, Риккардо понял, в чем дело. Бабушка с детства внушала ему, что мать получила в качестве возмещения морального вреда от отца внушительные отступные. Но Роуз заявила, что сразу отказалась от этих каиновых сребренников, и своего сына никогда не продавала. Скорее всего, ее деньги так и лежат нетронутые где-нибудь в банке.
Решив выяснить это как можно быстрее, Риккардо направил запрос по электронной почте сеньору Петросу, который вот уже тридцать лет служил семейным адвокатом клана Сантос.
Разобравшись с неотложными делами, снова позволил себе подумать о Дженни. Вернее, не позволил, а мысли сами потекли по этому руслу. Если не лукавить с самим собой, то нужно признать, что его еще ни к кому так не тянуло. Но с этой девочкой невозможна ни к чему не обязывающая связь, как бы ему этого не хотелось. Жениться же на ней значило втянуть ее в непредсказуемые отношения с его, мягко говоря, недоброжелательными родственниками, то есть обречь Дженни если не на страдания, то на несчастливую жизнь точно. Возможно, даже на повторение судьбы его матери.
