Мой фиолетовый надушенный роман | страница 2



Те два года после университета были апогеем нашей братской юности. Мы быстро росли. Оба работали над своими первыми романами, и в них было много общего: секс, неразбериха, апокалиптический душок, насилие, толика модного отчаяния и очень хорошие шутки обо всем, что может разладиться между молодым человеком и молодой женщиной. Мы были счастливы, и не было впереди препятствий.

Потом два появились. Джослин, не сказав мне, написал пьесу для телевидения. Такое, я считал тогда, ниже нашего достоинства. Мы служили в храме литературы. Телевидение было всего лишь развлечением, жвачкой для масс. Пьесу немедленно поставили с двумя знаменитыми актерами, и была она темпераментная и благородного направления про бездомных и безработных, о чем я от Джослина никогда не слышал. Прошла с успехом; его заметили, о нем говорили. С интересом ждали его первого романа. Все это не имело бы значения, если бы я в это же время не познакомился с Арабеллой, английской розой, мягкой, щедрой, спокойной, забавной девушкой, на которой я женат до сих пор. До Арабеллы у меня была дюжина любовниц, но на ней все кончилось. С ней я получил все, что нужно было в смысле секса, дружбы, приключений и разнообразия. Сама по себе эта страсть не могла встать между Джослином и мной, между мной и моими амбициями. Арабелла была натурой широкой, неревнивой, отзывчивой, и Джослин ей сразу понравился.





А изменило все рождение ребенка, мальчика Мэтта, в день, когда ему исполнился год, мы с Арабеллой поженились. В брикстонской комнате нам стало тесно. Мы переехали южнее, дальше в почтовые районы лондонского юго-запада, сначала в SW12, потом в SW17. Оттуда до вокзала Чаринг-Кросс было двадцать минут поездом, да еще до поезда двадцать пять минут ходьбы по пригороду. На гонорары мои мы жить не могли. Я устроился на полставки в местный колледж. Арабелла опять забеременела — она любила быть беременной. В колледже я перешел на полную ставку, и в это же время напечатали мой первый роман. Были похвалы; была умеренная ругань. Через полтора месяца вышел первый роман Джослина — мгновенный успех. Продавался он немногим лучше моего (в те времена тиражи мало значили), но имя Джослина уже звучало. Все соскучились по новому голосу, и Джослин Тарбет пел слаще меня.

Его внешность, рост («наци», конечно, неправильно — скажем, Брюс Чатвин[1] с хмурой миной Мика Джаггера), быстрая череда интересных подруг, помятая спортивная машина MGA все это подогревало его репутацию. Завидовал ли я? Не думаю.