Король не замечал их перешептывания и время от времени бросаемых в его сторону взглядов, в которых были и страх, и сомнение, и понимание.
— Я не знаю. Но полагаю, он на все способен, — сказала его мачеха. — Эдуард невероятно верен тем, кого по-настоящему любит.
Для Изабеллы, такой молодой и жизнерадостной, потрясения и разочарования первых месяцев семейной жизни были временем разбитых надежд. Лишь ее природная энергия и умение постоять за себя помогли ей выжить. Беды, которые навлекал на себя и на нее Эдуард, казались просто невероятными. Торжественно въезжая в эту страну как королева, она никак не думала, что всего лишь через несколько лет ей придется скрываться из столицы и позорно бежать от гнева своих подданных в компании с человеком, который и навлек на них все эти беды.
Они бежали на север, и с того самого момента, как к ним присоединился Гавестон, каждый шаг вызывал в ее душе внутреннее сопротивление.
Большая Зала Тайнемаутского замка была пустой и продувалась сквозняками, не чувствовалось женской руки, которая привела бы его в надлежащий для приема королевы вид. Недостаток факелов делал Залу особенно темной, казалось, в углах притаились зловещие тени, сильный ветер гнал воды реки в сторону от моря. Несмотря на клубы дыма, повалившего из огромного камина, и пачкающие сажей парчовое платье Изабеллы, она сидела у огня, чтобы хоть немного согреться. Если не считать Бинетт и Жислен, находившихся в их спешно приготовленных комнатах где-то наверху, в одной из башен, она была единственной женщиной в этой мрачной крепости в Нортамберленде. Судя по рапорту капитана, гарнизон был мал, и толку от него было немного, и при всем своем спокойно-невозмутимом виде гордая юная дочь Франции была не на шутку испугана.
Эдуард пошел наверх еще раз переговорить с капитаном. Пьер Гавестон сидел, облокотившись о стол, за которым они с королем играли в шахматы до того, как Эдуард, поспешно встав при звуках приближающихся шагов посланца, нечаянно смахнул половину резных фигурок на пол своим широким рукавом. С той поры, как он ушел, Гавестон бездумно расставлял оставшиеся фигуры в каком-то ему одному известном порядке, вытянув перед собой длинные ноги, обтянутые красным шелком. Он предложил Изабелле сыграть с ним партию, но она никак не прореагировала. И теперь каждый из них думал о своем — он о том неопределенном будущем, которое его ожидает; она — о жестоких ударах судьбы в недавнем прошлом.
