— Да, это позор! Мой отец бы не…
— Да, да, я понимаю, что это все неправильно, и я действительно хочу что-нибудь сделать, чтобы исправить положение. — Эдуард встал и опять направился к своему письменному столу, взял одну из петиций, до которой у него так и не дошли руки, затем другую и посмотрел на них с нескрываемым отвращением. — Существует так много дел, в которых необходимо разобраться, включая это вечное нытье моих судебных исполнителей и слуг. Говорят, что они слишком мало платят за рыбу и птицу, обманывают бедных крестьян и выживают их с земли, используя различные юридические хитрости, хотя в половине случаев дело просто в том, что освободившиеся крестьяне, купившие землю, просто не умеют прочитать, что именно написано в их документах на владение этой землей. Что бы мои люди ни делали, — все плохо, хотя люди Уорика намного вороватее и жаднее.
Не раз наблюдая натиск и напор «Черного Пса Уорика», как остроумно окрестил его Гавестон, Изабелла не могла не поверить его словам.
— Если бы Парламент вместо того, чтобы лезть в мои личные дела и тратить на это уйму времени, поддерживал меня в создании богатого рынка для нашего сукна во Фландрии! — вздохнул Эдуард. — Тогда бы не было необходимости в попытках добывать деньги всякими сомнительными способами и больше людей смогли бы посылать своих сыновей в школы или отдавать их учиться на священников, чему бы я был чрезвычайно рад.
— А почему именно сукно? — спросила Изабелла, которая чаще сталкивалась с шелковой парчой и мехами.
— Потому что в нашей стране полно овец. Наши крестьяне стригут их, а купцы продают шерсть за границу. Фламандцы ткут из нее сукно и продают его за бешеные деньги по всей Европе. А близорукие лондонцы налетают на меня каждый раз, когда я приглашаю сюда несколько иностранцев с тем, чтобы они научили нас изготовлять сукно и тем самым обогащать страну. Жители Восточной Англии уже начали проявлять некоторый здравый смысл. Они знают, что наша шерсть — лучшая в мире, и стали устанавливать собственные ткацкие станки. Но даже когда я поднял этот вопрос и попытался втолковать этим простофилям в Парламенте, лишь у Эймера де Валенса хватило ума понять или честности признать, что именно поэтому Норфолк и Суффолк становятся самыми богатыми графствами в Англии.
С восхищением наблюдая, с каким воодушевлением он рассказывает о своем заветном проекте, Изабелла вспомнила, как однажды его мачеха заметила, что из него бы вышел прекрасный хозяин поместья.
