— Вам необходимо уехать. Прямо сейчас, пока они не схватили вас, — сказала она.
— Что мне до того? — возразил он. — Даже если они убьют меня, я буду знать, что ваша жизнь станет счастливее. Изабелла, умоляю вас, позвольте мне остаться сегодня ночью. Кто знает, будет ли в моей жизни еще одна ночь вообще!
Изабелла вздрогнула, но врожденная надменность побудила ее напомнить ему о ее положении.
— Они не убьют вас, — заверила она. — Они собираются заточить вас в этот ужасный Тауэр.
— Тогда я, возможно, смогу убежать оттуда.
— Такое еще никому не удавалось, — сказала она, испытывая сострадание при воспоминании об этом мрачном месте.
Мысль об этом, очевидно, несколько охладила его безрассудный пыл.
— Простите меня, мадам, если я был слишком дерзок и позволил себе лишнее.
Теперь Изабелла была просто воплощением здравого смысла. Она его не любила, просто испытала желание ответить на его страсть. Поразительно и странно, как собственное тело может заставить совершить самые нелепые и дикие поступки.
— Нет необходимости проявлять геройство или отправляться в Тауэр, лучше быстро воспользуйтесь черной лестницей, — велела она ему. — Для чего же, как вы полагаете, я послала за вами?
— Но ведь вы вряд ли думаете, что охрана позволит мне пройти!
— А почему бы нет? Король слушает итальянских менестрелей, а Гавестон не мстителен. — Она уже чувствовала, как ее начинает раздражать, что он предпочитает навлечь на себя беду, оставаясь в ее спальне, вместо того, чтобы бежать. Она налила ему немного вина, чтобы как-то заставить его действовать.
— А вы знаете, что этот гнусный гасконец женат? — спросил он ее таким тоном, как будто собирался начать светскую беседу.
— Да, на младшей сестре Гилберта де Клера. Я сама узнала только недавно. Он никогда не приводит ко двору это бедное дитя.
— Может быть, поэтому ей не так тяжело.
— Из-за того, что ее не унижают публично, как меня, хотите вы сказать?
Он поставил на стол пустой кубок и взял ее за руки.
— Не надо говорить с такой горечью, любовь моя! Вы должны твердить себе, что многие из нас пожертвовали бы своей жизнью, как готов это сделать и я, чтобы испытать те радости, к которым король относится с таким пренебрежением.
Она понимала, что он в последний раз просит об этих радостях, и отняла руки. Она бросила взгляд на огромную кровать, не задернутую пологом, и засмеялась.
— Почему вы смеетесь, мадам? — спросил Роберт с оскорбленным видом.
— Да нет, ничего такого. Просто вспомнила одну глупость, которую я на днях сказала Королеве Мая про пустую кровать. И ее возмущенный взгляд, который она на меня бросила. — Она повернулась к нему и серьезно добавила, как будто говорила о чем-то чрезвычайно для нее важном: — Я очень люблю ее, Роберт.
