— В общем так, полковник. — Тимощук присел на край стола, напротив подчинённого. — Твоя задача выяснить, кто пронюхал про нашу встречу. Ты меня понял? Иначе, пеняй на себя.
Станислав Григорьевич поднялся и оправил полы пиджака:
— Насколько я понял, пан генерал, вас интересует запись вашего разговора с кандидатом от оппозиции, если таковая имеется?
Тимощук на время потерял дар речи. В голове моментально пролетел анализ того, что могло бы с ним произойти, если действительно кто-то делал запись его разговора с Козаченко. Достаточно положить плёнку на стол премьера, и его, Тимощука, песенка в миг будет спета. А этот толстый полковник не дурак — в момент просчитал его.
— Нет. Меня только интересует, кто бы мог видеть… — Тимощук замолчал. Кто мог видеть и сообщить? Да человек двадцать. И на кой чёрт он пригласил Козаченко именно к себе на дачу! Неужели нельзя было его принять где-то в других условиях? И этого подполковника напрасно вызвал на ковёр. Эмоции, всё эмоции.
— Я понял задачу. — Синчук несколько успокоился. До выборов Тимощук будет молчать. А там глядишь, и ситуация сама собой поменяется. — Постараюсь выполнить.
— Постарайся, подполковник. — Тимощук отвернулся к окну. Всё. Попался. Теперь обратной дороги нет. — И прошу прощения за несдержанность. Сами должны понять, не каждый день тебя обвиняют в преступлении.
— Я понимаю. — Синчук попытался застегнуть пуговицу, но так и ушёл, открыв на всеобщее обозрение свой круглый, обтянутый светлой рубашкой, живот.
* * *
— Степан Григорьевич?
Тарасюк, прикрыв трубку мобильного телефона рукой, едва не скулил:
— Вы что наделали? Вы видели, что с ним происходит?
— Видел. Не дёргайтесь: на вас люди оглядываются. И не нужно так смотреть по сторонам. Я недалеко от вас. Спокойно идите дальше, и внимательно слушайте. Отвечайте медленно. Не психуя. Копию какой медицинской карты вы передали нашим друзьям?
— Как какой? Той, что в нашей поликлинике.
— Какой поликлиники?
— Естественно, Верховной Рады.
— Она полная?
— В смысле?
— Карту продублировали, начиная со дня рождения «Апостола»?
— Нет. Точно не помню. Кажется, по-моему, с девяносто пятого года.
— Кажется… По-моему… Да не вертите вы головой! Выясните, чем «Апостол» болел в детстве, юности, в армии и немедленно сообщите мне. Следующее: ни в коем случае нельзя допустить, чтобы врачи из министерства здравоохранения получили его анализы.
— Но ему каждый день становится всё хуже и хуже. Доктор настаивает…
