Кандидат от оппозиции покрутил в пальцах запотевший бокал с пивом.
— Предлагаю деньги. Хорошие деньги.
Олег Анатольевич отрицательно покачал головой:
— Лично меня подобное предложение не интересует. — голова шефа СБУ повернулась в сторону зама. — Михаил, а как ты?
Подчинённый только бросил взгляд на начальство и отвернулся.
— Вот видишь, Андрей Николаевич, никому из нас деньги не нужны. Точнее, они нужны, но не те, что предлагаешь ты. Нам несподручно касаться твоих финансов.
Козаченко отпил из бокала, хмуро посмотрел на собеседника.
— Деньги они и есть деньги. Не пахнут. Молчат. Поверь финансисту.
— Верю. — Тимощук сделал глубокий глоток. — Не пахнут, это точно. Они воняют. — глава СБУ поморщился. — Мы, как то проводили спецоперацию по уничтожению старых купюр. Знаешь, Николаевич, видимо, давненько ты не бывал в своих, точнее, в государственных хранилищах. Старые купюры, которые прошли через тысячи, даже через сотни тысяч рук, не просто воняют. Они смердят. Невозможно взять в руки. Затёртые, маслянистые, скользкие. Меня такие деньги не интересуют. Не хочу проколоться.
Козаченко несколько минут пытался привести свои мысли в порядок. Собеседники, сидящие перед ним, были на порядок выше его. Всем. Точнее, тем, во что он сейчас решился играть.
— Неужели вам нравится унижаться перед…
Политик не смог найти подходящей характеристики для ныне действующего президента страны.
— Почему именно унижаться? — Тимощук плотнее запахнулся в халат. — Ты вот с ним сколько лет шёл рука об руку, пока горшки не побили? Восемь? Восемь! И не унижался. Даже наоборот. Отцом родным называл. Разве что отчество себе его не взял. Ну да это присказка. — Тимощук отправил заместителя за новой партией бутылок с пивом. — Ты мне сказку глаголь.
— Что ты хочешь? — поставил вопрос ребром кандидат.
— Вот это другое дело. Что тебе сказать… У нас, вроде бы, как всё имеется. — Тимощук разломал клешню краба, извлёк белое, нежное мясо, и принялся его жевать. — Одного только не хватает.
— Чего? — Козаченко понял, о чём идёт речь. И не ошибся.
— Свобода! Во всех её проявлениях. Свобода — как понятие объёмное и растяжимое. — Интересно, подумал Козаченко, насколько много власти, или свободы, они сейчас запросят?
Молчание Козаченко Тимощук понял по своему.
— И нас интересует только это. Свобода — понятие реальное, и вполне ощутимое. Особенно, когда в тюрьме, — Козаченко вздрогнул при этих словах. — Когда находишься в камере, чётко понимаешь, твоя свобода довольно сильно ограничена. И не только четырьмя стенами, но и отношениями к тебе арестантов и конвоиров. И чем больший срок ты мотаешь в заключении, тем больше тебе нравится свобода.
