— Ты не одна.
— Одна.
— Но как же твои родственники?
— Какие? — я зло усмехаюсь. — Те, что на Украине? Те, что знают о смерти моих родителей, своих же брата, сестры, дочери или сына, и продолжают провозглашать новую власть легитимной? Они ослепли на этой войне.
— Уверен, ты ошибаешься, Мира. Ты разговаривала со своей крестной?
— Нет, — вытираю щеки и вновь гордо выпрямляюсь. — Если бы ее мнение, касаемо ситуации, изменилось, она бы сама давным-давно связалась со мной.
— Возможно, она попросту не знает о произошедшем.
— Все каналы передавали о гибели репортеров под Луганском. И поверьте, что уж мои родственники отлично делают на своей Украине, так это смотрят телевизор.
Александр Викторович громко выдыхает, облокачивается о стол и протягивает:
— Где твои друзья?
— Я не общаюсь с ними.
— Почему?
— Потому что.
— Как на счет парня?
— Его как не было, так и нет.
— Ладно, ты не можешь общаться с родственниками, но причем тут знакомые? Они ведь хотят быть рядом.
— Никто не понимает меня сейчас. — Облизываю губы и пожимаю плечами. — Скорбеть все могут, но единицы чувствуют мою боль.
— Ты ведешь себя высокомерно.
— Что? — удивленно вскидываю брови. — В чем же мое высокомерие?
— В том, что ты считаешь себя особенной, но, Мира, каждую секунду у кого-то в семье происходит несчастье, и поверь, никто не хочет жить после потери близкого. Никто. Но только ты решила поставить себя выше остальных и избавиться от боли, которую, между прочим, все со временем переносят, самым низким путем.
— Я не высокомерная.
— Нет. Ты именно такая. Твоя боль не особенная. Ты не особенная. Нужно пережить то, что произошло и продолжить существовать, а не твердить о том, как удивительно жестоко обошлась с тобой судьба. Да, — доктор, словно сдаваясь, поднимает руки, — мне ужасно жаль твоих родителей, и, да, сейчас тебе так плохо, что хочется умереть. Но не будь слабой эгоисткой, которая просто сдастся и, наплевав на всех, покончит с собой. Будь сильной.
— Скольких людей вдохновила эта речь?
Александр Викторович выдыхает весь воздух в легких и усмехается:
— Надеюсь, ты будешь первой.
Надейтесь.
Я выхожу от доктора растерянной и злой. Меня вновь отчитали, и что, черт подери, он понимает в моих чувствах? Что он может сказать мне такое, чего я сама себе еще не говорила? Попытается убедить в том, что смерть родителей — не конец? Скажет, что скоро все будет хорошо? Я каждый день занимаюсь подобным обманом. Каждый день начинаю с того, что приказываю своему отражению в зеркале стать сильной. Но это не работает. Ничего не работает, когда жить не хочется.
