— Мира.
— Прости, — задыхаясь, выпаливаю я и резко привстаю. — Извини, пожалуйста.
Хочу встать, но Дима не позволяет. Берет меня за руку и порывисто притягивает к себе. Врезаюсь в его тело. Инстинктивно хочу, как пружина отлететь обратно, хочу, избавиться от близости, от сочувствия, от этого безумного притяжения, но не могу побороть обычного, примитивного желания человека — желания кому-то довериться.
Мои руки взмывают на плечи парня, и, крепко-крепко стиснув его за шею, я продолжаю тихо плакать. А он обнимает мою трясущуюся талию, горячо дышит в волосы и просто молчит. Уверена: в его странной голове много мыслей, и он бы смог в эту секунду сказать нечто такое, что вновь заставило бы меня восхититься или одержимо поспорить, но он чувствует, как и я знаю — сейчас не время. Сейчас тот момент, когда молчание — лучший способ для того, чтобы как следует высказаться.
Доктор,
Кажется, у меня аллергия. Я не вру — на лицо все симптомы! Тело ноет, глаза слезятся, кожа зудит. Я то и дело расчесываю раны, деру их, будто одержимая. Причем ведь знаю, что зажили бы они быстрей, если бы я держала руки прикованными к коленям, но не могу сопротивляться — у меня просто непреодолимое желание мазохиста: вновь и вновь раздирать ссадины, словно это принесет облегчение. Долгожданный покой. Да-да, Вы скажете, что я ошибаюсь, но разве можно убедить сумасшедшего в том, что он сумасшедший?
В любом случае, надеюсь, Вы постараетесь найти лекарство. Оно ведь существует? Правда? Болезнь, в конце концов, у меня вполне обычная, распространенная. Уверена: каждый страдал этим недугом. Собственно, вы наверно спросите, на что ж именно у меня аллергия?
Не кривя душой, отвечу: на жизнь.
Усмехаюсь и прикусываю кончик пальца. Еще раз пробегаю глазами по строчкам, задумываюсь: не переборщила ли я с метафорами, и выдыхаю. Александр Викторович сказал написать то, что взбредет в голову. Что ж он сам напросился, ведь я страдаю таким отвратительным диагнозом, как витальной депрессией, и у моих мыслей хроническая предрасположенность к делирию.
После вчерашнего разговора с Димой что-то изменилось. Я не могу сказать, что расхотела умирать, что желание свести счеты с жизнью исчезло. Просто теперь мне словно некуда спешить. Я чего-то жду. Но чего? Понятия не имею.
В груди такая дикая тяжесть. Я касаюсь пальцами ребер, пытаюсь глубоко вдохнуть, но не могу даже на сантиметр расширить свои легкие, будто им что-то мешает. Пью много воды, горло сушит. Говорю себе, что это от алкоголя, но в голове рассматриваю вчерашнюю попытку вновь покончить с собой. В конце концов, я выпила три таблетки снотворного и запила все это коньком, возможно, тяжесть — осложнение, и мне необходимо проконсультироваться у врача. Я ловлю себя на мысли, что пугаюсь и не хочу сейчас болеть. Но тут же откидываю назад подобные рассуждения: ну, что со мной может случиться? Облизываю сухие губы, выпрямляюсь и решительно чеканю: все нормально. Все хорошо.
