До сегодняшнего дня…
– Товарищ генерал, – голос капитана Каширского выдернул Войсапчука из мыслительного транса, в который он, сам того не заметив, успел погрузиться. – Мы разработали маршрут, по которому рейд-группа сможет добраться к схрону и забрать груз.
С трудом заставив себя оторвать взгляд от созерцания столешницы, генерал посмотрел на капитана, как при параде вытянувшегося во весь рост, а затем на остальных подчиненных, сгрудившихся в темно-зеленую кучу у масштабной карты Зоны Отчуждения, исписанной примечаниями, перечерканной рваными пунктирными линиями.
– Хорошо, – кивнул Войсапчук и направился к гудящему кулеру. Набрал в пластиковый стаканчик воды, жадно осушил его и, утерев со лба крупные капли пота, добавил: – С минуты на минуту придет Тульский. Руководить рейд-группой будет он, ему обо всем и доложишь.
– Но, товарищ генерал, – слегка смутился Каширский. – Я думал, что старшим операции буду я. Мои бойцы наиболее…
– Не сейчас, капитан, – примирительно поднял руки Войсапчук. – Мы не можем рисковать, слишком велика цена потери. Тульский лучше всех подходит для выполнения этого задания, в основном благодаря своей команде отличных бойцов, да и дней нахождения в Зоне у него много. К тому же полковник Тульский друг лейтенанта Гордеева, и отправить за ним кого-то другого будет не совсем честно.
– Слушаюсь, – вяло козырнул Каширский и вернулся к изучению карты.
Генерал проводил капитана взглядом и вновь погрузился в свои мысли. В глубине души он желал отправить в Зону кого угодно, но только не Тульского. Не единожды бывавший в горячих точках, знавший, что такое война, полковник являлся превосходным офицером и верным боевым товарищем, однако был слегка неуравновешен. Нет, он не впадал в припадки бешенства, не хватался за оружие, грозясь пристрелить любого за косой взгляд или резкое слово в его сторону, он просто не знал чувства меры, по-хамски обращаясь как со своими подчиненными, так и с руководящим составом. Управлять Тульским было чертовски трудно, практически невозможно, так как полковник всегда все делал по-своему и в итоге оказывался прав, в очередной раз потешая свое эго.
Как и следовало ожидать, дверь распахнулась без стука, и в набитую людьми комнату протиснулся Тульский. Присвистнул, увидев царящий аншлаг, отдал честь Войсапчуку и вальяжно уселся за стол, по правую руку от генеральского кресла. Толпившиеся в помещении офицеры недоуменно глядели то на одного, то на другого, ожидая дальнейших распоряжений.
