Тень скорби | страница 60

Церковь и церковное кладбище находились ближе некуда, семейство Бронте уже носило траур, поэтому подготовка к похоронам почти не воспринималась как нечто исключительное и походила на подготовку к обычной дневной прогулке — за исключением коротковатого гроба на скамье в прихожей. И за исключением того факта, что они не могли, не в силах были пошевелиться.

Дверь была открыта. Тетушка взяла папу за руку. Носильщики прокашлялись, засопели и взвалили ношу на плечи. Шарлотта, Брэнуэлл, Эмили и Энн столпились у подножия лестницы. Столпились, а потом застряли.

— Я не пойду, — пролепетала Эмили побелевшими губами и, схватив Энн за руку, устремила взгляд в никуда. — Мы не пойдем.

— Надо идти. Даже если вы не пойдете, это не перестанет быть реальным, — шикнула Шарлотта. Все сжалось в резкий, торопливый шепот, и мысли тоже.

— Ни Элизабет, ни Мария не возражали бы — они всегда все понимали.

— Вы должны пойти, так нечестно, мне тогда пришлось идти с Марией, — сказал Брэнуэлл. — И Энн пришлось. Почему вы не должны?

— Не знаю. Просто это слишком жутко.

— Мы все пойдем. Мы должны быть все вместе. — Шарлотта выдавила эти слова сквозь тонкое всхлипывание. Они все плакали, кто больше, кто меньше, только в разных местах. — Так бы сказали Мария и Элизабет.

— Так иди, — фыркнула Эмили.

— Нет. Бэнни, первым должен идти ты.

— Почему?

— Ты мальчик, ты должен следовать за папой.

Брэнуэлл яростно замотал головой.

— Нет, ты иди. Ты самая старшая. Я не могу… Иди первой, Шарлотта.

И ей пришлось. Она пошла первой; за гробом (таким легким, подпрыгивающим на плечах), за тетушкой и папой, она пошла во главе и шагнула в лучи ласкового солнечного света с таким чувством жгучей, безжалостной уязвимости, что хотелось выкинуть вперед руки, закрыться от мира, осадившего ее. Мира, где больше не было места в середине, только край, острие, нагая оконечность.

— Что там? — вскрикивает Шарлотта, садясь на постели. Не в силах сдержать себя, не в силах не говорить этого, она знает ответ: ветер. Даже летом это шумный сосед; теперь, с наступлением зимы, он становится оккупационным войском, необузданным и мощным.

Эмили садится рядом с сестрой, протирая глаза.

— Дверь сарая, — говорит она. — Снова хлопает.

Шарлотта прислушивается: нащупывает знакомую форму в этой неистовой головоломке шума.

— Ах, да. — Она снова ложится, чувствуя скованность в теле. — Да, конечно, дверь. — В мыслях она раздраженно набрасывается на саму себя. Это никуда не годится; я самая старшая; я должна делать то, что раньше делали Мария и Элизабет, — брать на себя ответственность, утешать. А вместо этого… — Там что-то есть! — вскрикивает она, подпрыгивая на кровати; да, ветер, но ведь не могут просто из воздуха рождаться такие дикие вопли, такие отчетливые глухие удары…