Сейчас было слишком много воды, было чем дышать, и вокруг и в нем был холод.
Красный глазок (теперь уже другой), как и в прошлую ночь, указывал ему дорогу.
Море было спокойным. Изредка гудели моторы самолетов; они шли высоко. Когда небо прояснялось, он видел сигнальные огоньки на крыльях. Иногда громыхали громы — реактивные самолеты прорывали звуковой барьер.
Жизнь была очень близка — всего в нескольких километрах. Жизнь проходила над ним в металлических, до нежности знакомых кораблях. Пройдет совсем немного времени, и маяки выведут их на землю.
А его маяк — красный глазок, к которому он стремился и к которому в уме добирался сотни раз, — не приближался.
14
Он проснулся, когда падал в воду. Это было долгое, неестественно долгое и быстрое падение — сердце провалилось вниз, и он летел, захватывая широко раскрытым ртом пустоту.
А рядом, обгоняя и грозя задеть, падал его самолет, а навстречу из воды поднимался корабль. Он знал, что это корабль, хотя видел только четыре огромных человеческих глаза, и это было так нелепо и страшно, что Коптилин сделал безумную попытку прыгнуть в самолет. И вот руки выжимают штурвал на себя, и уже не видно ни глаз, ни корабля — одно море, и вновь непрекращающееся падение...
Коптилин открыл глаза и, как бывает всегда после короткого и тяжелого сна, сразу не мог сообразить, где он. Он рванулся, намереваясь встать, и лодка чуть не перевернулась. Стараясь удержаться, он выбросил руки вперед. Руки попали в леденящую воду, и тогда Коптилин проснулся окончательно.
Он сидел в лодке, неудобно подложив под себя ноги. Его бил озноб.
За бортом было чернильное море. Луна угадывалась за облаками. Маяк горел ровно и близко.
«Когда это кончится? Нельзя до бесконечности обманывать самого себя: еще десять гребков, еще досчитаю до сотни. Всему есть предел».
15
Утром, когда можно было различить, где вода, а где небо, Коптилин увидел, что пройдена лишь половина пути.
Берег был совсем рядом — отличный пологий берег. Хорошему гребцу на час работы.
«Ну!» — говорил он себе, но доска выскальзывала из рук.
Он отложил доску. Лодку медленно кружило на месте.
Коптилин лег на спину и удивился, что абсолютно не чувствует ног, будто их и не было. Пальцы застыли в том же положении, словно еще держали доску. Он кусал пальцы, оставляя на коже глубокие следы зубов, но не испытывал боли.
«Все, — спокойно подумал Коптилин. — Это конец».
«Врешь! Врешь!»
Он встал на колени, упал грудью на борт, захватил доску обеими руками и стал грести.
