— Будете мне косточки перемывать… — поморщился Андрей.
— Ты мне так и не дал договорить, — голос Татьяны Федоровны отвердел. Видно, решила бесповоротно. — Я пойду на прием к Агеевой и скажу, что она не может тебя уволить. Не по-божески это, чтоб и мать выгонять с работы, и сына.
— Она все может, мама.
— Нет, не может. Завтра же и пойду…
— К Агеевой? Ну, не надо, не смеши меня… Она тебя и слушать не станет.
— А вот посмотрим, станет она меня слушать или нет, — стояла на своем Татьяна Федоровна.
…Он лежал в постели и смотрел вверх, на медленно вращающийся белый потолок, когда в комнату на цыпочках вошла Маша. Встала на колени у изголовья.
— Андрюша, милый, ты как себя чувствуешь?
— Плохо. И поэтому никого не хочу видеть…
Маша обняла его, нежно поцеловала в губы, долго смотрела в его застывшие глаза.
— Тебе больно? Хочешь, я останусь с тобой?
— Нет.
— Почему?
— Уходи, Маша.
— Ты не прав, если думаешь…
— Я не думаю, а знаю. Ты слишком молода и многого не знаешь… Пожалуйста, уходи, Маша.
— Ты прогоняешь меня?
— Прогоняю…
— Ну и пожалуйста! Очень нужно было напрашиваться!
Войдя в комнату, Татьяна Федоровна увидела, что постель, приготовленная для гостьи, осталась нетронутой. Осторожно заглянула к сыну — Андрей спал один. Татьяна Федоровна метнулась в прихожую и остановилась у вешалки, сокрушенно качая головой. Кожаная куртка и сапоги Маши исчезли.
Несмотря на усталость, Лера никак не могла уснуть. Борис лег в своем кабинете, даже не заглянул в спальню, не попытался извиниться или хотя бы объяснить свое поведение.
И хорошо, что его нет. Завтра важная встреча с городской общественностью, ей выступать с программной речью, нужно выспаться, отдохнуть… Да вот — не спится.
Хотела показать Борису текст своего выступления, посоветоваться, может, сократить? Со стороны ведь лучше видно… Надеялась, посидят вдвоем, поспорят и найдут оптимальный вариант. Но ему не интересно ее слушать.
А ей не интересно видеть его в спальне! Ведь и вправду нет никакого желания заниматься любовью. Объятия, поцелуи, ласки — все это казалось чем-то далеким, ненужным, вроде коллекционирования бабочек. Если нет никакого желания возиться с бабочками, о них и не думаешь. Раз в две недели она уступала настойчивым просьбам Бориса, но никакого удовлетворения не получала. Вздыхала с облегчением, когда он, запыхавшийся и разозленный, уползал на свою половину.
Иногда собственная бесчувственность вызывала тревогу в ее душе, рождая мысли о неполноценности, фригидности. А что, как страшное напряжение разрушает ее организм, и обычные человеческие радости уже непонятны ему? Но потом она всегда находила причины, оправдывающие ее холодность в постели: усталость, раздражение, нерешенные проблемы… да просто плохое настроение. С кем не бывает!
