Она страдала в одиночестве. Я перешел на рысь, лавируя в толпе и чувствуя спиной волну осуждения, изливающуюся из бастиона нравственности — меблированного дома миссис Кардонлос. Когда я притрусил ближе, Чэстити оставалась единственной улыбающейся женщиной во всей округе.
— Где же Плоскомордый? — выпалил я.
— Плоскомордый? — Казалось, она искренне удивлена.
— Вы понимаете, о ком я говорю — Плоскомордый Гарп. Здоровенный увалень с зубами через один. Ваш телохранитель.
Отличный парень. Если дать ему время подумать, он перехитрит даже дубовый пень.
— Я отпустила его, — ответила она с мрачной улыбкой.
— Что вас сподобило на такую дурь? — Тот еще сталь беседы с женщиной.
— Мне больше ни о чем не приходится беспокоиться. Похоже, эпизод с бегством пациента, который и не должен был там находиться, так как вообще не поступал в больницу, отразился только на мне. Одним словом, Кнопфлерская Имперская Мемориальная Филантропическая Больница Бледсо в моих услугах больше не нуждается.
— Значит, они вас, извиняюсь, вышибли?
— Не извиняйтесь. Я приобрела весьма полезный жизненный опыт.
— Хм… — высказывание точно в духе Покойника.
— Я поняла, что старые циники вроде моего отца правы, утверждая: «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным».
— Мне по душе подобный образ мыслей. Но каким образом вы очутились здесь? Нет, я не жалуюсь. Невозможно представить более приятного сюрприза.
Я был голоден, к тому же мне не нравилась собравшаяся вокруг нас толпа зрителей. Я начал демонстративно поигрывать ключом.
— Я пришла, потому что вы, наверное, единственный, кто понимает, что происходит.
— Боже, до чего мне хочется, чтобы вы были правы.
Дверь оказалась запертой изнутри. Я издал вопль, заставивший вздрогнуть всех в радиусе двух кварталов, и принялся колотить в дверь. Никакой реакции.
— Может быть, там никого нет? Мне тоже никто не ответил.
— Им будет лучше, если они догадаются сдохнуть заранее. А нет — я сам их укокошу. Они хлещут мое пиво и пожирают припасы, а теперь обнаглели настолько, что перестали пускать в мой собственный дом. Я сдеру с них шкуры и построю себе прекрасный кожаный прикид.
— Боже, о ком вы так?
— Сколько сбежавших пациентов удалось отловить?
— Очень немного. По-моему, никто особенно и не старался.
— Пара из них появилась здесь, и я позволил им поселиться у меня.
Попка-Дурак, вступив в дело, начал вопить с такой силой, что я слышал его через дверь.
Нечеловеческим усилием я выдавил из себя улыбку:
