– Гнннр говорить, Грррм человек-мужик покараулить, Гнннр… на двор пойти.
– А-а-а… – снисходительно хмыкнул бугень. – Прорвать вас сегодня, что ли… Семирука съесть?
– Сам семирук вонючий, – походя вернул любезность товарищ, торопливо выкарабкиваясь из-за скамьи.
– Кто семирук вонючий?… – зависла лапа Грррма над россыпью вновь обретенных украшений. Партнер его, не обращая внимания на провокационный вопрос, шагнул к двери.
– Грррм говорить, кто тут семирук вонючий?! – разгневанно рявкнул бугень, давая понять, что вопрос из риторического быстро превращался в экзистенциальный.
Не дожидаясь ответа, он ловко перебросил ноги через скамейку, кинулся за удаляющимся приятелем и яростно рванул его за плечо, разворачивая к себе вполоборота, когда тот уже переступал порог.
– Кто семирук?…
Опустившийся подобно гильотине топор Лесли просвистел у самого уха людоеда и ударил его по не захваченному Грррмом плечу. Люди содрогнулись от звука стали, встретившейся с плотью, бугень охнул…[22] И здоровая рука его, на лету сжимаясь в кулак, моментально выметнулась к лицу дровосека, с честью опровергая первый постулат небрежного наблюдения. Отброшенный зубодробительным ударом, Лесли кубарем отлетел на несколько метров вместе с топором, впечатался головой в стену и обмяк.
Что было дальше – понять не успели не только его ошеломленные товарищи, но и сам бугень вместе со своей прославленной молниеносной реакцией.
Рука Агафона, словно зажив отдельной от всего остального студента жизнью, вырвала из кармана вместе с куском ткани палочку и яростно ткнула взбешенного Гнннра прямо в морду. Раздался мелодичный перезвон серебряных колокольчиков; розовая пыль, разметаемая радужными крыльями, клубами взлетела к потолку, пугая и окрашивая застигнутых врасплох пауков… А когда пропала – будто в воздухе растворилась – то поперек дверного проема вместо разъяренного бугня лежала большущая сине-зеленая склизкая туша, украшенная беспорядочным сплетеньем толстых руко– и ногощупалец, среди которых, подобно одуванчикам на свалке, выглядывали на волосатых ниточках желтые глаза.
И воняла.
– Гнусь! – с отвращением скривился оставшийся бугень и, в подтверждение тезиса второго, обвел сверлящим взором застывших по ту сторону семирука людей, после всплеска магии фей растерявших все личины. – Кто гнусь в дом притащить? Человек мужик?
Взгляд его задержался на бледной физиономии школяра, и осознание несколько иного рода медленно озарило перекошенную гневом зеленую морду.
