Люди, как один, бесшумно приникли к дубовым резным доскам дверей и замерли, прислушиваясь.
– …вонять… – кислым утробным басом цедил грубый голос.
– Горелое мясо всегда вонять, – в порядке объяснения отвечал их старый знакомец, очевидно, заслуженный шеф-повар замка.
– Гнусь, – с отвращением изрек грубый.
– Гнусь, – тут же согласился повар. – Жечь мясо на огне – портить.
– Бугни есть когда?
– Гдддр отнести горелое мясо человеку женщине – и тушу рубить.
– Какая туша?
Послышалось неопределенное мычание, звук шагов и протяжный разочарованный вздох, больше похожий на стон.
– Опя-я-ять змееконь…
– Хороший, – сурово пресек недовольство кулинар.
– Тощий. Маленький, – не сдавался бас.
– Грррм хочет толстого – ест семирука.
– Гнусь! – еще более быстро и решительно, чем говоря о предыдущем пункте меню, выпалил бас.
– Заелся…
– Скажи леталу – пусть рукоеда приносить!
– Летало рукоедов не любить, змееконей любить.
– Грррм змееконей не любить!
– Сам охоться.
– Гнусь! Гугни охотиться! Гугни – гнусь! Бугням летало еду приносить! Рукоед вкусно… С травой, которую люди из деревни хозяину давать. С их плодами желтыми. И красными. И с хлебом. И с мокром.
– С чем?
– Ну, с влажном.
– С чем?…
– С… с сыром! Тоже вкусно?
– Не знаю.
– Ты пробовать?
– Нет. Хозяин узнать.
– Давай чуть-чуть?
– Узнать!
– А если вкусно?…
Осторожно-преосторожно, словно змееконь в засаде, Агафон просунул сначала нос, потом голову в приоткрытую створку и одним жадным испуганным взглядом ухватил открывавшуюся картину.
Длинная, утонувшая в грозовом предрассветном полумраке кухня зияла холодной чернотой огромных, как норы гиперпотамов, каминов. Перевернутые столы, бочки, чаны, корзины, скамьи и прочая мебель пополам с утварью слагались в горы и горные массивы вдоль прохода, прямого как стрела. Единственное озерцо света, озарявшее невидимых доселе собеседников, исходило от камина в самом дальнем конце.
Один из них наклонился и, похоже, потыкал в огонь кочергой, разбивая не прогоревшие поленья. Задремавшее было пламя встрепенулось, подскочило, подсвечивая стоявшую вполоборота фигуру, и тут же метнулись пучками разноцветные искры драгоценных камней – словно шатт-аль-шейхский калиф в вывернутом наизнанку плаще Гаруна аль-Маруна заглянул на огонек – озаряя зеленую кожу, безволосое лицо и голову, уши, похожие на рога, и колючие черные гребни вдоль рук и ног.
Чародей вздрогнул и юркнул назад.
– Что там? – нетерпеливо прошептал рвущийся в бой де Шене.
– Двое бугней, – загробным голосом ответил маг.
