Но такие подробности экспедиционный корпус Изабеллы разглядеть уже не смог. Людям, во весь опор улепетывающим по полосе препятствий, именуемой профанами лесом, при начинающейся грозе и освещении из горсти комариных фонариков, рассматривать оставшихся у них за спиной монстров иногда бывает не очень сподручно.
Спортивного запала кроссменов хватило аж до третьего завала из бурелома. Преодолев на остатках адреналина, но больше по инерции, и это препятствие, беглецы остановились, согнувшись пополам в поисках новых сил и второго – а лучше сразу третьего – дыхания. Грета страдальчески замычала и осела на землю.
– Отстал?… Нет?… – свистя и сипя измученными легкими, будто деревенский пьяница – изодранной гармошкой, школяр нервно навострил уши, стараясь уловить хоть что-нибудь за негромким, но всезаглушающим шумом дождя.
Ожидал ли маг услышать тяжкий топот, треск сучьев, ломаемых грузной туше, или рев ограбленного гугня у себя над головой, он и сам толком не определился, но как бы ни напрягал студиозус слух, кругом звучал только сосредоточенно хлещущий по кронам дождь, перемежаемый всхрапами и вспышками грозы.
– Я… всё… уже… Не могу… дальше… – хватая воздух ртом, словно вылавливая последние его на Белом Свете глотки, сообщила в пространство Изабелла и со стоном опустилась на самую нижнюю и самую толстую валежину из лесной баррикады – единственное посадочное место над постепенно намокающей землей.
– Предлагаю… сделать привал… минут на пять… десять… – не дав размышлениям мага углубиться слишком далеко, рвано выдохнул шевалье, навалившись всем телом на трофейную дубинку как дряхлый старик – на клюку.
Спорить никто не стал. Даже лесоруб, в иное время ни за что не упустивший бы шанса показать свое превосходство над соперником, только снисходительно хмыкнул, не находя дыхания на более осмысленное выражение презрения. Положив на землю топор в традиционно-осторожном полуметре от принцессы, он присел на него, тяжело дыша и подставляя дождю разгоряченное лицо.
Чародей, разжав кулак, с сожалением поглядел на оставшиеся сотни две зернышек-фонариков, заметно потускневших, погрустневших и отчего-то переставших размножаться, и с грустным мычанием водрузился на кучу сухих еще недавно веток.
– Дай… мне… фонарей… тоже… – повелительно протянула руку принцесса. – Не хочу… в темноте сидеть.
Школяр перестал стараться определить, в каком боку у него больше колет, а в каком – режет, выдохнул сквозь стиснутые зубы, встал, отсыпал в пригоршню ее высочеству половину, поймал суровый сверлящий взгляд, и молча отдал всё.
