– Но я же… Я же ничего не мог поделать!.. Это не я!.. Это она сама!.. Форс мажор!.. Фата моргана!.. Переплетуум нобиле!.. – лихорадочно пытался изобрести оправдание школяр, сжимая перед собой палочку будто очень маленький и очень не предназначенный для этого щит и отступая к стене под кипучим напором гнева Изабеллы. – И это была ваша идея… макать его в воду!.. Не моя!.. И я же сделал, что мог!.. Героически!.. Почти!.. Хоть и не мог ничего!..
С таким же успехом он мог попытаться уговорить лавину остановиться на крутом горном склоне и спокойно вернуться на покинутое место.
Но что не вышло сделать у одного волшебника, получилось у двух женщин.
– Боже всемилостивый!.. – ахнули хором герцогиня и Грета за спиной принцессы.
Агафон уперся лопатками во влажный камень арки и заметался тоскливым взглядом по подземелью в поисках новой угрозы, Изабелла сбилась с шага, оглядываясь…
– Боже милосердный!..
Глаза гигантской рыбы, почти не видные в анфас, неожиданно ожили и загорелись призрачным белым огнем. Полоса такого же света вырвалась иллюзорным гребнем из ее головы и спины. Плавники шевельнулись. Голова повернулась тяжелым горбоносым профилем…
В огромном, величиной с колесо от шатт-аль-шейхской арбы, оке монстра стоял Люсьен и махал им рукой.
– И рыцари кровавые в глазах… – процитировал забытого классика невпопад чародей и выронил палочку из дрогнувших не вовремя пальцев прямо в валенок.
Тот засеребрился, покрылся курчавой шерстью, потом чешуей, после – черепаховым панцирем, колючками, затем перьями, и снова помягчал и порозовел…
Но никто этого не видел.
– Из-за-бел-ла… – медленно прозаикалась почтенная герцогиня, не отрывая остановившегося взора от плавучего явления, и приложила ладони к сердцу. – Скажи мне… пожалуйста… только не утаивай… всю правду… Что я… сейчас… вижу?…
Пять минут спустя гигантская рыба покачивалась на поднятой ее же плавниками волне у причала. Пасть ее была раскрыта, и верхняя челюсть нависала над головами сгрудившихся на пристани людей жутковатой аркой, усаженной широким ассортиментом зубов, зубищ и зубильников на любой вкус и каприз. Внутри нее что-то одышливо пыхтело и вздыхало, словно слон, взбежавший на двенадцатый этаж. Непередаваемый аромат подгорелого рыбьего жира, по сравнению с которым запах грабастиков казался изысканными духами, проворно заполнял подземелье.
Там, где челюсти смыкались, подсвеченный белесым сиянием, исходящим откуда-то из таинственных дебрей рыбьей утробы, стоял Люсьен, глупо – или нервно – улыбаясь во весь рот.
