Первый муж меня к трубам и траншеям на пушечный выстрел не подпустил бы, и весело и играючи решил проблему. Но жить с ним было тяжеленько. «Нет в мире совершенства!» – грустно подметил Лис из «Маленького Принца».
Даже мини-экскаватор не мог пролезть в наш узкий дворик. Часть 40-метровой траншеи вырыли за лето муж и сын, а на глубинную копку желающих не находилось. Рекламирующие себя помощники по хозяйству, заслышав слово «лопата» и «канава», тут же скучнели и теряли ко мне всякий интерес. Предпочитали необременительную работу в тепле и сухоте: краник поменять, полочку повесить, шуруп ввинтить. Объявлений о таких услугах было пруд пруди. Предложение явно превышало спрос. А на земляные работы – дурных нема.
Но вот приехала иномарка, оттуда вылезли коротко стриженый молодой человек и двое рабочих. Молодой человек осмотрел фронт работ, оценил в две тысячи рублей за полдня (цены прошлой осени). Второго мужичка я не запомнила, а вот Санёк долго не выходил из головы. Что-то в нём было от горьковского Луки, толстовского Акима…
Был он щупл, проворен и по-птичьи взъерошен. Он стоял под ноябрьским ветром в надувшейся пузырём рубашонке, в яме с водой. Погружал худые руки по локоть в ледяную глинистую жижу, вычёрпывая её майонезным ведёрком, а когда и пригоршнями. Смотреть на это было жутко, а он беспрерывно шутил, всех подбадривал и беззубо улыбался.
На моё тайное предложение «пропустить для сугреву» – категорически отказался: «Это нам не следует». – «Да ведь никто не узнает». Чтобы избежать соблазна, он застенчиво опустил глаза и потряс головой. А вот от сладкого крепчайшего, горячего – почти кипяток – кофе, мужички не отказались. Пили, закрывая глаза от удовольствия – только успевай варить и подтаскивать в термосе свежий.
– Может, вам куртки потеплей принести? – Не стоит беспокойства. Мы привыкшие. А вот нельзя ли разжиться сигареткой – курить смерть хочется?
Было в Саньке что-то от зверька: будто всегда настороже, начеку, будто чего-то ожидал, втягивая голову в плечи.
Кивнул на нашу овчарку, которая за оградой вертелась вьюном, как дурной щенок: «А собачка у вас старенькая». На вполне себе здоровую вишню в ограде показал: «Помирает вишенка ваша, земляные воды точат». На следующую весну она высохла. «Давно домик построен (он обо всём говорил уменьшительно, ласково)? Лет двадцать будет?» Я поразилась его приметливости.
Когда хозяин считал деньги, Санёк, деликатно не глядя на нас, отошёл в сторону. Ловко и опрятно почистился, сапожонки тщательно вытер о траву и сложил в пакет, туда же отправил аккуратно сложенные рабочие куртку и брюки. Сел на заднее сиденье машины, предусмотрительно застелённое плёнкой, чтобы не запачкать велюровой обивки. И только осунувшееся лицо и запавшие глаза выдавали страшную усталость.
