— Другими словами, вы, юрист, находитесь здесь, чтобы представлять собою несоблюдение закона?
— Удивительный вывод! — сказал Бинтрей. — Если бы только все, с кем мне приходилось иметь дело, были похожи на вас, то как бы легка была моя профессия! Я нахожусь здесь, чтобы представлять собою несоблюдение закона — это ваша точка зрения. Я нахожусь здесь, чтобы устроить компромисс между вами и вашей племянницей — это моя точка зрения.
— Для компромисса должны быть две стороны, — возразил на это Обенрейцер. — Я, в данном случае, отказываюсь быть одной из них. Закон дает мне власть следить за поступками моей племянницы, пока она не станет совершеннолетней. Она еще не совершеннолетняя, и я требую по праву своей власти.
В этот момент maître Фохт попытался заговорить. Бинтрей успокоил его с сострадательной кротостью в тоне голоса и манерах, как будто бы успокаивал любимое дитя.
— Нет, мой почтенный друг, ни слова. Не волнуйтесь понапрасну; предоставьте это мне. — Он повернулся и снова обратился к Обенрейцеру: — Я не могу ничего представить себе подобного вам, мистер Обенрейцер, разве только гранит — но даже и он разрушается с течением времени. В интересах мира и спокойствия — ради вашего собственного достоинства — уступите немного. Дело идет только о передаче вашей власти другому лицу, которое мне известно и которому можно довериться, так как оно никогда не потеряет из виду вашей племянницы ни днем, ни ночью!
— Вы напрасно тратите и свое время, и мое, — ответил на это Обенрейцер. — Если моя племянница не признает моей власти в течение недели с этого дня, то я буду взывать к закону. Если вы будете сопротивляться закону, я возьму ее силой.
Он поднялся на ноги, произнося эти последние слова. Maître Фохт еще раз оглянулся на коричневую дверь, которая вела в следующую комнату.
— Имейте какую-нибудь жалость к бедной девушке, — стал ходатайствовать за нее Бинтрей. — Вспомните, что она совсем недавно потеряла своего возлюбленного, погибшего ужасной смертью! Разве ничто не тронет вас?
— Ничто.
Бинтрей в свою очередь поднялся на ноги и взглянул на maître'а Фохта. Рука Фохта, лежавшая на столе, стала дрожать. Взор его был прикован к коричневой двери, словно силой непреодолимого очарования. Обенрейцер, наблюдавший подозрительно за ним, тоже взглянул в этом направлении.
— Там кто-то подслушивает! — воскликнул он, быстро обернувшись назад и бросив взгляд на Бинтрея.
— Там подслушивают двое, — ответил Бинтрей.
