выпроводили вас от себя на основании подозрения, действуя при этом в силу уведомления, присланного частным образом мною. После того, как с вас была сорвана ваша фальшивая личина, оставалось сделать дальнейший шаг и лишить вас вашей власти над племянницей. Чтобы добиться этого, я не только не испытывал ни малейшего угрызения совести, роя под вашими ногами яму, куда вы должны были свалиться во мраке, но даже чувствовал некоторое профессиональное удовольствие, побивая вас вашим же собственным оружием. По моему совету от вас заботливо скрывали истину до сегодняшнего дня. По моему совету ловушка, в которую вы попались, была подставлена для вас именно здесь (теперь вы знаете так же хорошо, как и я, для чего это было сделано). Было всего только одно верное средство лишить вас того дьявольского самообладания, которое до сих пор делало из вас страшного человека. Это средство было испробовано и (смотрите на меня, как вам угодно) оно оказалось удачным. Последнее, что останется еще сделать, — заключил Бинтрей, доставая две небольших уже написанных бумаги из своего ящика с письмами, — это освободить вашу племянницу. Вы покушались на убийство и совершили подлог и воровство. В обоих случаях у нас против вас уже имеются улики. Если вы будете признаны виновным в этих преступлениях, то вы знаете так же хорошо, как и я, что станется с вашей властью над вашей племянницей. Лично я предпочел бы воспользоваться именно таким оборотом дела. Но меня удерживают от этого такие соображения, против которых я не в силах возражать, и наше свидание должно окончиться, как я уже говорил вам, компромиссом. Подпишите эту бумагу, в которой вы отказываетесь от всякой власти над мисс Обенрейцер и ручаетесь, что никогда не появитесь снова ни в Англии, ни в Швейцарии. Я же подпишу прощение, которое обеспечивает вас от всяких дальнейших преследований с нашей стороны.
Обенрейцер молча взял перо и подписал отказ от своих прав над племянницей. Получив взамен прощение, он встал с места, но не делал никаких движений, чтобы покинуть комнату. Он стоял, устремив взор на maître'а Фохта со странной усмешкой, зазмеившейся на его губах и со странным блеском, светящимся сквозь пелену, застилавшую его глаза.
— Чего вы ждете? — спросил Бнитрей.
Обенрейцер указал на коричневую дверь.
— Позовите их обратно, — отвечал он. — Мне нужно нечто сказать в их присутствии, прежде чем я уйду.
— Скажите это мне, — возразил Бинтрей. — Я отказываюсь звать их обратно.
