И он глянул на Читу — как, мол, я его? Только тот и внимания не обратил на Панькины старания.
— Я не хочу, — сказал Зуб и не узнал своего голоса.
Тогда Чита медленно повернулся к нему всем телом и молча указал на место за столом. Взгляд у него был такой, что Зубу и в голову не пришло ослушаться.
Он сел на лавку, оказавшись между Панькой и Стаськой. Старуха, торопливо вешая на шею тесьму с ключом, примостилась рядом с Читой. Глаза ее не отрывались от стакана, голова уже не тряслась, а ходила ходуном. Как только Чита, а за ним и остальные потянулись к стаканам, она схватила дряблой лапкой свой стакан и стала торопливо пить мелкими трудными глотками, роняя капли коньяка на кофту. Глаза ее сразу заслезились, и слезы, блеснув, пропадали в густой пахоте морщин.
Чита управился со своим коньяком в три глотка. Выпил и презрительно сплюнул в сторону: интеллигенция... Панька со Стаськой и старуха тоже руками полезли в миску. А Чита не закусывал. Он молча уставился покрасневшими глазами на Зуба, небрежно и насмешливо приподняв верхнюю губу. Зуб понимал, что ему сейчас надо взять стакан и выпить. Но не мог. Чувствовал, что его вырвет. А лицо Читы багровело, и только массивная нижняя челюсть оставалась прежней, даже казалась бледнее обычного.
— Фр-раер, — выдавил он и кивнул на стакан.— А ну!
Зуб взял стакан, налитый чуть не до краев. Он много бы отдал, чтобы не пить эту гадость.
— Н-ну! — рявкнул, будто с оттяжкой ударил Чита, и все стали с интересом смотреть на Зуба.
Тот поднес стакан ко рту. В нос шибануло острым и вонючим, заставило передернуться так, что из стакана плеснулось немного на штаны,
— И-и-и, — противно захихикала старуха и потянулась к Зубову стакану. — Дай сюда, добро тебе переводить...
Чита, не глядя, треснул ее по лапке и снова прорычал:
— Фр-раер!
— Ну, сосунок, врежь! А то он тебе промеж глаз врежет!..
Выбора не было. Зуб решительно приложился к стакану. Огненная горечь разлилась во рту и стала проваливаться в глотку раздирающими комками. От стекающего во внутрь огня в желудке как будто начался пожар.
— До дна! — грохнул Чита кулаком по столу. Слезы застили глаза. Стакан опустел, а Зуб не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть и мучительными усилиями удерживал в себе тошноту.
Кое-как он перевел дух, и старуха, продолжая хихикать, залепила ему разинутый рот перекисшей капустой. Зуб стал жевать. Дурнота второй волной поднималась к гортани, и он снова ее сдержал. Перед глазами начало плыть сначала медленно, потом все быстрее, уши словно ватой заложило.
