«В се же лгъто быстъ: Всеволоду ловы дгъюща звгъриныя за Вышегородомъ, заметавшимъ тенета и людемъ кликнувшимъ, спаде привеликъ змгъй с небесгъ, и ужасошася ecu людье».
* * *
Спустя почти два года после памятной ловли Всеволод Ярославич, в крещении Андрей, Великий князь Киевский и всея Руси, скоропостижно скончался. Случилось то в Страстную неделю – князь отобедал, невдолге почувствовал сильные боли, и вскоре отошел. Похоронили князя, вопреки обычаю, на следующий день – тело разлагалось на диво стремительно. Рог якобы единорога (на деле же нарвала) не помог, да и не мог помочь, – фряжский лекарь был загодя перекуплен Володимиром, сыном от византийской царевны, в те дни гостившим в Киеве.
Но так уж получилось, что без великокняжеского стола остался Володимир еще на два десятка лет, пережидая, пока умрут двоюродные братья, Изяславичи.
Вина за то – или заслуга, как взглянуть, – лежала на ближнем дружиннике Дмитре. В левом приделе Софии тот нацарапал снизу на стене надпись, рассказавшую, как и отчего на деле умер князь.
(Имелся у киевлян, лишь век находившихся в христианской вере, сохранившийся от допрежних времен обычай: кто ведал грамоту, оставлял там, на внутренней стене собора, краткие послания – и обращения к небесным заступникам, и просто памятки о важных делах, случившихся в жизни; позднее тот обычай был признан языческим, и надписи свели густым слоем известковой побелки, – тем самым сохранив на девять веков для людей, восстанавливавших древние храмы).
Оставив запись, Дмитр спешно, одвуконь, поскакал в Туров, к Святославу, племяннику почившего князя, и тот столь же спешно подступил к Киеву в тяжкой воинской силе, – спустя всего десять дней по смерти великого князя.
Володимир, уж примерявшийся к великокняжескому столу, был вынужден стол отдать двоюродному брату, а право первородства вновь уступило праву лествицы. До тех времен, когда Володимир все же вступил на киевский стол, Дмитр не дожил, – сложил голову в жестокой сече с половцами на Стругне.
* * *
Людская память несправедлива к князю Всеволоду.
Его отца Ярослава, первым открывшего, что можно стать братоубийцей, и просто убийцей, но никто из потомков не попрекнет, если вовремя подчистить летописи, – нарекли за его открытие «Мудрым», и прославили столетия спустя, нарисовав на тысячной купюре.
Его сына Володимира, прозванного по матери Мономахом, и истребившего под корень население русского города Минска, и много кого еще истребившего, – тоже помнят неплохо. В основном благодаря тяжелой шапке – которую, вот странность, Мономах никогда не носил, и даже ни разу не надевал, и даже ни разу не видел…
