— С той самой минуты у гостиницы, когда Лобов впервые увидел Ирину, он почувствовал, что на него надвигается прошлое. Когда-то сокурсница по институту Лига вошла в его жизнь и осветила все вокруг. Так было несколько лет, а потом свет стал постепенно меркнуть и иссяк. Изредка под пеплом разочарования вспыхивало в памяти слабое, бледное его отражение, не способное ни осветить, ни согреть.
Лобов хотел понравиться Ирине, но он боялся молодости своей новой знакомой, не хотел ею быть униженным.
— О чем вы рассказываете на выступлениях? — неожиданно спрашивает Ирина. Ее влажные губы слегка разомкнулись и блеснула режущая глаза желтизна золотой коронки.
— Можно сесть с нами в вертолет и…
— А работа?
И по ее глазам он понял, что она о нем сейчас подумала хорошо. На душе у него стало тепло, и будто нахлынула волна ответной нежности к Ирине. Но тут же он посмеялся над собой.
Месяц назад Лобову позвонили из обкома комсомола и как журналисту и работнику музея предложили подготовить небольшую лекцию по истории молодежного движения области и поехать в районы Чукотки во главе агитбригады. Так, ранее почти незнакомые люди: два самодеятельных композитора, поэт и он, Лобов, — оказались у горячего минерального источника, бьющего из толщи вечной мерзлоты. После выступления в пионерском лагере решили здесь задержаться на день-два: доведется ли еще искупаться в воде, по целебности равной знаменитым Карловым Варам.
Позавчера, когда солнце еще не зашло и когда поселок накрыла синяя тень от сопки на северо-западе, они вчетвером возвращались с прогулки и возле гостиницы увидели двух девушек и мужчину в кожаной куртке пилота. Они сразу поняли, что это гости из райцентра, расположенного в сорока километрах.
Лобов шел чуть-чуть впереди и слышал обрывок шутливого разговора. Скрытая неестественность диалога слегка царапнула сознание Лобова, он тогда подумал о девушках как о провинциальных фифочках, которые старались казаться умнее, чем были на самом деле. И вот тут Лобов встретился со взглядом второй, более молодой девушки. Он по-мальчишески покраснел. Через взгляд, как по шаткому, готовому в любое время рухнуть, мостику, через пропасть настороженности и скованности успел пробежать и добрый божок доверия.
И потом, позже, когда они знакомились на глазах у всех, называя друг другу свои имена, он, тридцатилетний, намного старше девушки, назвал себя не Борисом Ивановичем, а Борисом, повинуясь нашептыванию того розоворотого божка. Они сидели всей компанией на крыльце гостиницы, пили чай со смородиновым вареньем, привезенным девушками, а Лобов и Ирина перебрасывались незаметно взглядами, и гладенький божок доверия все бегал и бегал по мостику, радуясь своей веселой работе.
