Разговор продолжается, перемежаясь шутками, которые, судя по всему, любит капитан. И, уже перейдя на серьезный тон, он рассказывает о навигации, о проводке судов, о своем атомоходе, о том, какая нужна ювелирная точность, чтобы обколоть лед вокруг застрявшего парохода, или как опасно идти во льдах впереди наступающего тебе на пятки транспорта.
— Мы тоже можем на какое-то время застрять в торосах, а сзади, очень близко, идет тяжелее судно. Чуть замешкайся на ледоколе, и оно врежется в тебя, не в силах погасить инерцию. Вам понятно?
Разговор постепенно становится все более дружеским, особенно после того как Юрий Сергеевич узнает, что я окончил тот самый железнодорожный институт, в котором он начинал учиться, но вскоре оставил и уехал на Диксон. С этого и началась его морская биография.
— Семь месяцев в году толкаться во льдах — норма это или нет? — капитан смотрит на меня в упор, будто я немедленно должен ответить на поставленный ребром вопрос. — Люди держатся на нервах, но держатся, черт побери, потому что так надо! Вот подготовят сменные экипажи, тогда будет порядок… У нас многие могли бы плавать за границу, а они плавают на ледоколе. Привычка? Нет! У людей сильно развито чувство долга!
Разговор затягивается, но не капитан, а я украдкой посматриваю на часы: мне неловко отнимать время у очень занятого человека. Юрий Сергеевич замечает это и нажимает на селекторе кнопку. В каюту заходит старший помощник капитана.
— Надо показать гостю пароход, — говорит ему Кучиев.
Чтобы как следует осмотреть такую махину, как «Арктика» (около тысячи трехсот разных помещений), нужен не один день, но таким временем ни я, ни мой гид не располагаем, и знакомство с атомоходом идет по весьма укороченной схеме. И все равно судно поражает своими размерами, отделкой, удобными каютами, салонами отдыха, обычной и финской банями, спортивным залом, бассейном с морской водой, амбулаторией и операционной и, конечно же, центральным пультом управления.
В этом большом, сверкающем приборами зале стоит благоговейная тишина. Все внешне обычно, как на любой электростанции, на «Северном сиянии», и в то же время все необычно, потому что сердце ледокола питается энергией расщепленного атома урана.
Старший помощник идет за ключом, отмыкает железную дверь, и мы входим в коридор, откуда через окно в стене открывается внизу вид на атомный реактор. Словно гигантский паук, оперся он своими могучими лапами о пол. Тускло блестит металл. Косы кабельных жил сначала идут вместе, а потом разбегаются в стороны. Сюда заходят редко и обязательно в белой одежде, которая хранится в специальном помещении. Множество точнейших приборов непрерывно фиксируют, нет ли опасности. Опасности нет. Уровень радиации на судне во много раз меньше, чем от солнца.
