“Если учесть данные статистики, можно только удивляться тому, что этого не случилось раньше”, – сказал Пьер Данель, директор колледжа, к которому Фицдуэйн мгновенно проникся легкой неприязнью. “Наши студенты всегда чувствовали себя здесь прекрасно”, – сказал заместитель директора, старающийся во всем уподобляться Данелю.
Судебное заседание заняло меньше часа. Сержант Томми Кин подвез Фицдуэйна к гранитному дому, которому было не меньше двухсот лет, – теперь здесь размещались органы правосудия. В багажнике машины сержанта лежали рыболовные снасти, детская кукла – и кусок тонкой голубой веревки с петлей, испещренной коричневатыми пятнами. Это сочетание будничного и рокового показалось Фицдуэйну довольно необычным.
Во время заседания Фицдуэйна не покидало ощущение, будто все присутствующие думают только об одном: как можно скорее разделаться со всем этим и уйти восвояси.
Фицдуэйн дал свои показания. Патологоанатом – свои. Затем их место занял Томми Кин. Затем были вызваны директор колледжа и несколько студентов. Одна из них, миловидная пухлощекая блондинка в ореоле золотых кудряшек, – ее звали Тони Хоффман – была с Руда особенно близка. Она расплакалась. По мнению Фицдуэйна, никто не выдвинул сколько-нибудь вероятной причины, по которой Руда мог решить расстаться с жизнью; перекрестный допрос был сведен к минимуму. Судейские чиновники словно старались опередить бег часов.
Коронер подтвердил, что личность повешенного была установлена верно, и он действительно является Руда фон Граффенлаубом. Он умер в результате повешения на дереве. Известно, что он был склонен к задумчивости и перемене настроений, а также озабочен “мировыми проблемами”. Его родителям, не присутствовавшим на заседании, решено было передать соболезнования суда. Никто ни разу не употребил слова “самоубийство” – Фицдуэйн подумал, что это, должно быть, вызвано юридическими причинами.
На обратной дороге, в автомобиле, Томми Кин заговорил с ним.
– Ты, наверно, ожидал большего, ведь правда, Хьюго?
– Пожалуй, – сказал Фицдуэйн. – Все было так скоропалительно.
– Так оно обычно и бывает, – сказал Кин. – Всем от этого только легче. Немножко белой лжи вроде той, что парень умер мгновенно, никому не повредит.
– А на самом деле нет?
– Конечно, нет, – ответил сержант. – Об этом, понятно, не говорили на открытом заседании, но на самом деле он удавился. Доктор Бакли сказал, что это должно было занять от четырех до пяти минут, а может, и больше – намного больше.
