— Череда! — задыхалась гостья.
— Да ты дух переведи. В твои ли годы точно дитя бегать? — спустился с крыльца староста, но напуганный лик женщины его насторожил. — Случилось чего?
— Так неспроста ж пыль поднимаю! Фух.
— Давай тогда, сказывай, — взволновался староста.
— Значится так. Проснулась я сегодня от звонкого петушиного крика. Помогло купальское огнище! Хвала богам! Хохлатый мой первым на деревне запел!
— И потому ты сюда бегом от самой хаты летела? Да еще с корзиной, — брови Череды поползли вверх.
— Да нет же! Не перебивай. Фух. И так тяжко. Значится так, я к курам, а там яиц видимо-невидимо! Даже самая старая яичко снесла. Вот твоему Алесю принесла: кабы не он, так клевался бы Хохлатый и дальше.
— О, добрые яйца, благодарствую, — сунул нос в корзину Череда.
Соседка засветилась пуще купальского полымя.
— Зашла в хлев, а там ведьмарка топчется, на скотину мою ворожбу наводит. Чую, не видать мне боле молока от Сивушки, — вздохнула Доморадовна.
— Кукоба, что ль, на ноги поднялась? — с сомнением в голосе уточнил староста.
— Да нет же. То молодуха совсем. Весен семнадцать, не боле. Снует по хлеву, а у самой волосы темные, очи черные, а на лице грязь, никак всю ночь с лесуном в траве каталась.
— Ну, мыслю, не только она сегодня в траве каталась, — рассмеялся Череда, догадавшись, о ком речь идет. — Полсела девок до хат, самая малость, с пятнами на рубашках вернулись. И навряд ли они с лесунами обнимались.
— А она еще ковыляла! — ехидно заметила Доморадовна.
— Ну и что с того-то? Поди, молодец прижал чуток посильнее иль за ступню ухватил, когда та в прятки играть надумала.
— Ох, зря ты, Череда, смеешься, — пожурила бабуся. — Не первый день на свете живу. Обычную девку от ведьмарки завсегда различить сумею.
— Вот именно: не первый день живешь, а напраслину зачем-то на девицу наводишь, — тоже посерьезнел староста. Уж ему-то эти россказни да сплетни давно поперек горла стали. Этих баб — что старых, что молодых — хлебом не корми, дай о ком-нибудь посудачить. А затем слухи да дурные наветы рождаются. Честным людям жить мешают.
— А ты никак знаком с ней, с ведьмаркой этой? — сощурилась Доморадовна.
— Знаком не знаком, а толковать приходилось. И ведьмаркой ее звать перестань. Не дело это — напраслину наводить. Девица она хоть и пришлая, а все ж кровей здешних.
— И кому ж это она сродницей приходится? Уж не тебе ли?
— Не мне.
— Иль сыну своему сватаешь? — хихикнула Доморадовна, так и вперившись взглядом в очи старосты.
